Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста

Даже если бы немецкие евреи захотели отстраниться от конфликта, задача оказалась бы почти невыполнимой. Зимой 1916/17 года в конфликте не только не было передышек, но тяжесть военного положения на обоих фронтах и в тылу значительно возросла. На Западном фронте Гинденбург и Людендорф обратили вспять армию Фалькенхайна с ее наступательной стратегией и принялись обороняться. В рамках нового подхода тандем отвел часть сил к надежно укрепленной «линии Гинденбурга». На востоке, напротив, ситуация внезапно оказалась намного более благоприятной, хотя в этом повороте не было исключительной заслуги Германии. Уличные протесты из-за перебоев с продовольствием в столице России, Петрограде, быстро превратились в полномасштабную революцию, которая в итоге привела к отречению царя Николая II в марте 1917 года. Этот драматический поворот событий не стал неожиданной развязкой конфликта, но значительно приблизил его завершение. После революции русские солдаты, казалось, утратили жажду сражений. Как вспоминал позднее один немецко-еврейский солдат, русские часто кричали через линию фронта: «Мы хотим мира»²⁶.

В тылу немцам мало что оставалось, кроме как продолжать жить своей жизнью в тени войны. Некуда было деться от экономической нестабильности, материальных ограничений и ужаса массовых смертей. Хотя Гинденбург и Людендорф предпочли оборонительную стратегию на западе, а на востоке российская армия испытывала трудности под напором революции, счет потерь Германии все увеличивался. Только за 1917 год лишились жизни где-то около 335 000 солдат. Может быть, некрологи в газетах и поминальные молитвы, читавшиеся как в христианских церквях, так и в еврейских синагогах, и стали нормой, но личное горе еще не сделалось привычным. В августе Максимилиан Горвиц, председатель CV, пополнил ряды понесших потери. Его единственный сын Герман Горвиц, служивший в армии с начала конфликта, погиб в столкновениях при Эне. И пусть Герман Горвиц был лишь одним из множества солдат, убитых в этот день и в этом месяце, это не успокаивало его безутешную семью. Неизвестно, не ускорили ли известия о смерти сына кончину самого Горвица-старшего. Но два месяца спустя и он обрел вечный покой и был с большой скорбью похоронен на еврейском кладбище в берлинском районе Вайсензее²⁷.

На этом этапе конфликта угроза гибели на войне уже не ограничивалась полем боя. Перебои с продовольствием, вызванные морской блокадой союзников, неурожаи и недостаточное распределение доступных товаров привели к тому, что суточная калорийность рациона упала ниже 900 калорий – при том, что для нормального питания требуется приблизительно 1 985 калорий²⁸. Когда холодная сырая зима 1916/17 года погубила большую часть урожая картофеля, правительство стало взамен превозносить достоинства скромной репы. Девиз домохозяек был прост: «Репа вместо картофеля»²⁹. Какими бы яркими ни были эти лозунги, привлечь людей к этому грубому и безвкусному корнеплоду оказалось непросто. «Зима репы», как ее прозвали, вызвала значительный рост смертности среди гражданских. К концу войны только от недоедания умерло 700 000 немцев³⁰. Маргарет Саллис, юная еврейская студентка, едва избежала той же участи. Жизнь в холодной берлинской квартире – угля для отопления больше не было – довела ее до ужасного кашля, быстро перешедшего в приступ коклюша. Саллис понадобился увеличенный курс лечения в Гейдельбергском санатории, чтобы частично восстановить здоровье³¹.

Нужда в тылу и смерть на фронте всегда сосредотачивали на себе мысли людей. Перепись евреев была деморализующей, но куда более важным приоритетом оставалось простое выживание. В период переписи многие солдаты находились в самом центре сражений или, как Герберт Зульцбах, как раз возвращались на фронт. Когда подразделение Зульцбаха добралось до Соммы, вид «разнесенных на куски домов» и звук «гула и ударов» снарядов над головой таили следы ожесточенных боев, уже прошедших здесь и еще предстоявших³². Как многие еврейские солдаты, Зульцбах не упоминал в своем военном дневнике об армейской переписи³³. Историки пытались объяснить такие умолчания, акцентируя внимание на постыдности этого подсчета – якобы солдатам было проще проигнорировать случившееся, чем вновь и вновь прокручивать в мыслях унижение от переписи. Однако не менее важным был вопрос времени и места. Как заметил один армейский раввин, солдаты в разгаре сражений обычно больше обеспокоены предстоящей битвой, чем подсчетами в армии³⁴.