Роман о Лондоне

После этого Репнин сторонился телефона, как нечистой силы. Было такое ощущение, будто весь мир разыскивает его как преступника. По вечерам он старался подольше задержаться в Лондоне, точнее, в лондонских кинотеатрах, а вернувшись, каждый раз обнаруживал наколотые на булавку бумажки с номерами телефонов и с разными, записанными Мэри поручениями. Она сама заходила к нему и напоминала, чтобы он их просмотрел.

Иногда, приехав из Лондона, он часами одиноко бродил по каштановым аллеям на склонах Бокс-Хилла, только чтобы оттянуть возвращение домой. Когда за полночь он наконец шел к дому, вслед ему лаяли соседские собаки.

Меж тем в последние дни и в его жизни произошли неожиданные, какие-то еще более несуразные события. Джонсу все-таки удалось сделать так, что на скачках на ирландской кобыле выступал его товарищ, опытный, уже немолодой жокей, а не тот юнец, которого рекомендовал Репнин. Такое решение приняла наконец и сама леди Лавиния. Ирландская барышня, однако, проиграла скачку за две тысячи гиней, и все произошло именно так, как предсказывал Репнин, убеждавший графиню, что лошадь проиграет, если ее будут приберегать для финишного рывка. Она шла впереди почти до конца, а потом сдала. Хотя старуха была богата, после скачек вообще не хотела видеть ни Джонса, ни Репнина.

Тогда Репнин попросил его принять.

Графиня передала, что у нее нет для него времени, так как на днях состоятся королевские скачки, Эскот (Royal Ascot).

И тут Репнин повел себя так, словно живет среди сумасшедших. Стал посещать скачки, будто он не состоит конюхом у леди Лавинии, в Доркинге, а сам владеет конюшнями в Ньюмаркете. И ставил на рысаков.

И что всего невероятнее — выигрывал.

Выигрыши выпадали ему вовсе не вследствие того, что он изучал родословную коней, учитывал их прежние результаты или делал прикидку на репутацию их владельцев и участвующих в скачках жокеев.

Просто перед заездом он долго ходил вдоль барьера, рассматривал стоящих за ним кобыл и жеребцов и в какую-то минуту вдруг отмечал про себя будущего фаворита, словно лошадь ему подмигивала. После нескольких выигрышей он дома отложил в книгу о Санкт-Петербурге сотню фунтов, на черный день, а все остальные на следующий день решил употребить на бегах. Денег в банке оставалось совсем мало.

Азарт многолюдных дерби сообщил ему какое-то странное, праздничное настроение. Не так уж плохо быть игроком. Он не отходил от кассы и доигрался до того, что накануне Эскота собрал почти тысячу фунтов.

В день знаменитых королевских скачек в Эскоте Репнин твердо решил делать ставку на все, что у него есть. К великому удивлению, он вдруг почувствовал себя сильным и помолодевшим лет на десять. Нет, не придется ему кончать свою лондонскую жизнь в сточной канаве, бормотал он по-русски. Забудутся все неудачи последних трех лет. Он выиграет на скачках кучу денег, он в этом уверен.

Выиграет столько, что можно будет хоть на время обо всем позабыть и пожить беззаботно.

В день королевских скачек в Эскоте он проснулся рано с твердой уверенностью играть на все, что было припасено и что он в последнее время выиграл. А там будь что будет. Дома на всякий случай оставил две-три сотни фунтов. Он, как некий Наполеон, был абсолютно уверен, что одержит победу над преследовавшими его неудачами и нищетой.

Выйдя из дому, и вплоть до самого Эскота, он был весел. Необычно, невероятно весел. Нужно иметь волю к победе! У русских есть воля!

Прибыв в Эскот, Репнин долго ходил вдоль барьера, хотя коня, на которого решил поставить все свои деньги, выбрал почти сразу. Жеребец явно не был признанным фаворитом. Это был высокий, резвый вороной конь, которого знатоки рассчитывали увидеть третьим или четвертым. Однако Репнин с первого же взгляда понял, что будет ставить именно на этого жеребца. Пока он стоял в очереди у кассы, что-то внутри будто удерживало его от этого шага, будто шептало, что не следует делать глупости, нельзя бросать на карту все, что имеешь. Разве не безумие просадить на скачках все свои деньги? Казалось, даже Барлов сейчас смеется над ним: «Храбро, вперед! Все или ничего, князь!» Но он уже решил поставить все, что имел.

Однако пока приближалась его очередь, какой-то внутренний голос шептал ему, что нельзя поступать так опрометчиво. Даже выигрыша со ста фунтов было бы вполне достаточно. Продвигаясь вперед сквозь густую толпу людей, он, насупившись, искал глазами телеграф. Ему хотелось сразу после выигрыша отправить веселую телеграмму Наде, прямо в Америку.