Шум и суматоху на краю села он не сразу приметил. А как смекнул обернуться — замер сначала.
По дороге, пыль поднимая, коляска грохотала — тряслась из стороны в сторону, едва не падала, а летела так, что люди еле отскочить успевали. Страшно это — когда лошади понесли! Кучер поводья натягивал, но без толку, никаких сил тут не хватало.
А в коляске ребенок кричал — Петю тут как прошибло всего, едва увидел.
…Вот бывает, что сначала делаешь, потом только понимаешь, что случилось, а до того словно туман в глазах и даже подумать не успеешь. Петя вперед бросился, как коляска с ним поравнялась, и повис на поводьях. Вниз их потянул: лошадь-то бежать не сможет, если ей голову отвернуть.
Его по земле протащило, да он мертвой хваткой держался: отпустишь — упадешь и затопчут. А как остановились лошади, он повалился, только и успев откатиться.
В глазах потемнело, у шрама закололо, грудь кашлем сдавило. Он сесть не сразу смог: трясло всего, руки от напряжения занемели. А вокруг коляски народ уже собрался, обступили, загалдели.
Петя встал, держась за колесо. И только тут разглядел, кого спас.
Трое людей было в коляске: женщина, ребенка к себе прижимавшая, и средних лет мужчина. По нему сразу видно было — богач, магнат, одет дорого и ярко. Все они напуганные были, отдышаться не могли, ребенок плакал.
— Кто? — только и выдохнул магнат, оглядываясь по сторонам.
Петя вплотную подошел и остановился. Не прятаться же, в самом-то деле, у такого богача можно и благодарность получить, да не одними словами.
И точно, тот увидел его — пыльного, встрепанного, с продранными до крови коленями и локтями, — и дрожащей рукой в кошелек полез. И тут же Петя хмыкнул: вот уж точно, чем богаче человек, тем прижимистей. Под ноги ему монетка упала, покатилась по земле — он и не взглянул, глаз не скосил даже. И ухмыльнулся:
— Дешево жизнь свою цените.
Магнат растерялся аж: осердиться хотел такой наглости, да понял сразу, что и впрямь ни чета благодарность спасению. Но цыгана-оборванца, мальчишку, одаривать не хотелось. Глаза у него забегали, задумался. И женщина тут вмешалась:
— Ну что же ты, брат, отблагодарить надо, как же…
И толпа вокруг собралась, все смотрели на них. Магнат еще раз на Петю взглянул, а тот ухмылялся так же. Тут уж не продешевишь, а то пойдет молва о жадности.
— Чего тебе, если не денег… Вот плащ хочешь? — он тяжелую бархатную ткань на плечах теребить начал.
— Да уж и так не замерзну, — Петя уже откровенно смеялся.
Что за нелепость — плащ в жару, когда солнце палит! И люди заулыбались вокруг, а магнат нахмурился недоуменно, стал оглядывать коляску.
— А пистолет хочешь? Дорогой, новый…
— Пистолет хочу, — не стал отказываться Петя.
Это ему по нраву пришлось. Давно не стрелял, рука, поди, отвыкла, а деньги тратить жалко было. Но раз так предлагали — милое дело взять.
Он совсем немного голову наклонил, ящик с пистолетом принимая. Цыган ведь он, вольный человек, а не холоп чей-нибудь. А как на самом деле все обстоит, то остальным знать и незачем.
И цыгане уже вокруг стояли, смотрели на него изумленно и с уважением. Петя гордый и радостный был, душа так и пела: вот как, с лошадьми совладал, на равных говорил с магнатом и подарок получил! Чем он хуже любого цыгана?
Но тут Данко мимо прошел, не обернувшись даже. И бросил с усмешкой:
— Дурная голова покою не дает.
Петя так и замер с открытым ртом. Ну ничего себе! Ни за что ни про что в дурости обвинили. Сам бы, небось, так же бросился бы остановить, не побоялся бы. Да такая удаль дорогого стоит, не всякий решился бы, кого угодно похвалят за такое. Данко ж видел все, это точно, иначе не говорил бы. Завидно ему, что ли? Да вряд ли, уж ему-то незачем завидовать.
А коляску цыганки обступили, заговорили все разом. Оно ж понятно как, теперь денег собрать можно, не откажут. Сестре магната слезть помогли, дочку ее стали утешать, подарили безделушку какую-то уже.
Магнат же отошел и трубку стал раскуривать, руки до сих пор у него ходуном ходили. Данко подошел к нему, поздоровался, будто со старым знакомым: почтительно, но не униженно.
— Здравствуй, цыган, — кивнул магнат. И нахмурился: — Долг когда вернешь?
— Как захочу, так и верну, — повел плечами Данко, безмятежно улыбнувшись.
— Ох, заиграешься… А если донесу на тебя? Схватят солдаты, и тогда-то быстро деньги найдутся.
— Схватят? — Данко рассмеялся. — Знатную шутку выдумал, господарь!
— Заговариваешься, — прищурился магнат. — Плетей на тебя нет…
— А я тебе не холоп, чтоб плетьми за неподобающее обращение охаживать. Не нравится, так не слушай и дела никакого со мной не имей. Только ведь потом искать будешь, как понадоблюсь. Так что не торопил бы ты с долгом, сам, помнится, поболе задерживал. Сочтемся.
Данко и ответа ждать не стал, кивнул насмешливо и отошел. Петя аж заслушался: у него и вполовину наглости не хватило бы, чтоб так разговор вести. А он-то еще собой гордился.