Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

– Госпожа, позвольте вам напомнить день, когда в Камалот к монсеньору королю явился некий рыцарь; бока у него были изранены, и меч вонзился в его тело. В тот же день туда прибыл один юнец, а в воскресенье стал рыцарем.

– Это я помню прекрасно. Так вы и были тот, кого в белом одеянии представила королю одна дама?

– Да, госпожа.

– Почему же вы говорите, что это я посвятила вас в рыцари?

– В королевстве Логр обычай таков: рыцарское звание не дается без меча; кто вручил меч, тот и посвятил. Мой меч у меня от вас, а не от короля.

– По правде говоря, мне это очень приятно. Но куда же вы делись, когда нас покинули?

– Я ездил выручать госпожу Ноанскую, и мне пришлось отстаивать это право перед мессиром Кэем, который явился туда с тем же намерением.

– И потом вы никак меня не известили?

– Госпожа, я направил к вам двух девиц.

– Да, припоминаю. А когда вы вернулись из Ноана, вы не встречали кого-нибудь, кто говорил бы, что он от меня?

– Да, госпожа. Один рыцарь, охранявший брод, велел мне сойти с коня. Я его спросил, чей он; он мне сказал, что королевы. Он твердил: «Слезайте, слезайте». Я спросил, от чьего имени он говорит, он ответил: «От себя самого». Тогда я опять продел ногу в стремя и сразился с ним. Это было тяжкое оскорбление с моей стороны, госпожа моя, и я молю вас о пощаде: требуйте от меня возмездия, какое сочтете нужным.

– Ну что вы, друг мой, вы не сделали ничего дурного; это на него я сердита, ведь я ему не давала такого наказа. Ладно, а куда вы направились после?

– В Скорбный Оплот.

– Кому же удалось его завоевать?

– Госпожа, я туда вошел.

– Я вас там видела?

– Да, госпожа, и не раз.

– В каком месте?

– Перед воротами, госпожа: я вас спросил, угодно ли вам войти; вы сказали, что да.

– О! вид у вас был весьма растерянный; ведь я просила вас об этом дважды, но впустую. А какие на вас тогда были доспехи?

– В первый раз у меня был белый щит с одной алой перевязью; во второй – с двумя.

– Помню, я их разглядела. А еще когда-нибудь я вас видела?

– Да, госпожа; в ту ночь, когда вы думали, что монсеньор Гавейн и его спутники погибли. Люди из замка кричали королю: «Возьмите его! Возьмите его!». Я же выехал, надев на шею щит с тремя алыми перевязями. И когда я был рядом с королем, те люди кричали: «Король, возьми его! Король, возьми его!» Однако король дал мне уйти.

– К нашему великому сожалению; ибо, удержав вас, он бы упразднил заклятия этого замка. Но скажите: это вы освободили из тюрьмы монсеньора Гавейна и его спутников?

– Госпожа, я этому содействовал, как мог.

При этих последних словах королева догадалась, что это не кто иной, как Ланселот Озерный. Она продолжала:

– А видела ли я вас с того дня, как вы стали рыцарем, и до нашего приезда в Скорбный Оплот?

– Да, госпожа: если бы не вы, меня бы уже не было в живых; ведь вы послали монсеньора Ивейна вытащить меня из воды, когда я тонул.

– Как! Так это вас увел в плен трусишка Дагонет?

– Госпожа, меня взяли в плен, но я не знаю, кто.

– И куда же вы ехали?

– Следом за одним рыцарем.

– А когда вы покинули нас в последний раз, куда вы направились?

– Госпожа, я встретил двух премерзких великанов, которые убили моего коня; монсеньор Ивейн тогда любезно отдал мне своего.

– Теперь, дорогой сир, я знаю, кто вы. Вас зовут Ланселот Озерный.

И добавила, видя, что он не отвечает:

– По крайней мере, ваше имя знают при дворе, благодаря мессиру Гавейну. Но как же вы дали увести себя в плен последнему из смертных?

– Госпожа моя, я тогда не владел ни телом своим, ни душой.

– Так скажите мне теперь, ради кого вы совершили столько ратных подвигов в обеих ассамблеях?

Тут он испустил глубокий вздох, а королева все настаивала:

– Признайтесь мне; я никому не скажу. Ведь вы их, несомненно, совершали ради некоей дамы или девицы. Что же, назовите мне ее, во имя вашего передо мною долга!

– Ах! госпожа, вижу, что придется вам сказать. Эта дама…

– Ну же?

– Это вы.

– Я?

– Да.

– Но ведь не ради меня вы сломали две глефы, переданные моей девицей; их послала вовсе не я.

– Госпожа моя, для ваших дам я сделал то, что должно; для вас же – все, что мог.

– Как! Все, что вы совершили, вы делали ради меня! Неужели вы меня настолько любите?

– Госпожа, я не люблю ни себя, ни кого другого так же, как вас.

– И с каких же пор вы меня так любите?

– С того дня, когда я был назван рыцарем.

– И откуда снизошла на вас эта великая любовь?

В тот самый миг, когда королева произносила эти последние слова, госпожа Малеотская закашлялась и подняла голову, до тех пор опущенную. Ланселот узнал ее и был этим так взволнован, что не мог отвечать. Слезы выступили у него на глазах; чем дольше смотрел он на госпожу Малеотскую, тем тяжелее становилось у него на душе[96].

Королева заметила и его смятение, и взгляды, бросаемые им на соседних дам.

– Отвечайте, – сказала она, – откуда у вас эта любовь?

Он вымолвил, сделав над собою преогромное усилие:

– Госпожа, с того самого дня, когда я вас увидел. Если уста ваши сказали правду, вы тогда нарекли меня своим другом.

– Моим другом! И как же это?