В Сорелуа Галеот и удерживал своего друга долгое время. Но все досуги, коим они вволю могли предаваться, скоро стали бы им в тягость, если бы не скрепившая их дружба и не наслаждение, находимое ими в беседах о своих любовных делах. Никто в королевстве Логр не знал, где пребывает Галеот, кроме двух королей, которые были в свое время гарантами и одни только знали имя рыцаря, привезенного Галеотом. Но игры, забавы, охотничьи выезды с ловчими птицами, собаками или сетями не могли их развлечь; они бы вернулись ко двору короля Артура, если бы не боялись пробудить подозрения тех, кто окружал королеву; доброе расположение короля не могло их успокоить, и они с нетерпением ждали известий о новых ассамблеях, дабы иметь случай показать свою доблесть и оправдать выбор, сделанный дамами их сердец.
Миновал уже месяц, как они были в Сорелуа, когда Владычица Озера прислала к Галеоту юного отрока и просила взять его на попечение до возраста посвящения в рыцари. Это был Лионель, старший сын короля Богора Ганнского. Ланселоту не составило труда узнать его; ведь он долго жил с ним у Владычицы Озера. Когда Лионель появился на свет, его мать заметила у него на груди алое пятно в виде льва; оттого и дали ему такое имя. Когда она захотела обнять его, он сам обвил свои ручонки вокруг ее шеи и сдавил так, словно хотел задушить. Это было предзнаменование его доблести, о коей свидетельствует история его жизни. Отметина оставалась у него до того дня, когда он сразил коронованного Ливийского льва, чью шкуру он подарил мессиру Ивейну Уэльскому[103]
. Но здесь книга покидает Галеота, Ланселота и Лионеля, чтобы вернуться к королю Артуру и мессиру Гавейну.XXXVIII
После отъезда Галеота король Артур вернулся в свои владения, неизменно занятый тем, что вершил над всеми правый суд, восполнял ущерб, умело выказывал щедрость. После Лондона, Камалота, Кардуэля он переехал в Карлион, город, ему наиболее приятный. Там он созывал придворный сбор, продолжавшийся две недели.
Празднества подходили к концу, и королева, ничего так не желая, как возвращения своего друга, уже полагала, что нашла повод для новой ассамблеи, когда один нежданный случай заставил отложить на время исполнение самых сокровенных ее мечтаний. Однажды король Артур, сидя за столом в кругу своих рыцарей, погрузился в такое раздумье, что позабыл все, и кушанья, и сотрапезников. Опершись рукой на слоновую кость рукояти кинжала, он вздыхал; слезы текли из его глаз. Кэй-сенешаль заметил это первым и тут же указал мессиру Гавейну, мессиру Ивейну, Лукану-бутельеру, Сагремору Шалому и Грифлету, сыну До. Мессир Гавейн подозвал слугу:
– Ступай, – сказал он, – к той девице, что наливает королю; забери кубок у нее из рук и скажи, чтобы она подошла ко мне поговорить.
Девица эта была Лаура Кардуэльская, дочь одного норвежского короля, некогда бывшего бутельером[104]
в королевстве Логр, и сестры короля Артура. Она была любимицей королевы, королю же приятно было видеть, как она исполняет службу своего отца.Когда она подошла к мессиру Гавейну, тот ей сказал:
– Милая кузина, пойдите скажите королю, что мы просим его поделиться с нами, о чем он так надолго задумался и что мы могли бы ему посоветовать.
Лаура вернулась к королю, немало смущенная этим наказом. Она преклонила колени и, не посмев заговорить, ухватила за скатерть и живо потянула ее на себя. Кинжал выскользнул из руки Артура, и он в удивлении воззрился на девицу.
– Сир, – сказала она, – мессир Гавейн велел мне спросить у вас, что вас так озаботило, и не могли бы ваши верные люди помочь вам советом.
– Вернитесь и скажите тем, кто вас послал, что лучше бы они не давали вам этого наказа. Если уж им хочется, чтобы я заговорил, то пусть узнают, что я размышлял об их позоре.
Лаура передала этот ответ; рыцари, поначалу озадаченные, поднялись из-за стола и подошли к королю:
– Сир, вы сказали нам, что размышляли о нашем позоре; мы просим вас как нашего законного сеньора пояснить нам, чем мы заслужили подобный упрек.
– Я вам скажу. Да, это великий позор для вас, что вы забыли данную вами клятву не возвращаться сюда, пока не получите вестей о доблестном рыцаре в алых доспехах, о том самом, что позднее уладил мир между мною и Галеотом. А вы вернулись без него, и до сих пор вы ничего о нем не знаете. Это ли не клятвопреступление и вероломство?
– Сир король, – ответил мессир Гавейн с деланным спокойствием, – вы правы; но и вам тоже бы надо поставить в укор, если вы могли потерпеть у себя в доме рыцарей-клятвопреступников и изменников. А вы, рыцари, слушайте меня.
И подойдя к окну, откуда был виден монастырь, он произнес:
– Да не помогут мне ни Господь Бог, ни святые заступники, если я вернусь в дом монсеньора короля прежде, чем найду Алого рыцаря. Пусть те, кто первоначально принялся за этот поиск, последуют за мной, если им это по-прежнему угодно!