В 957 г. столицу Ромейского царства для улаживания торговых условий и политических связей посетила вдова князя Игоря, Ольга (ок. 893/894-969 гг.). Славянка или скандинавка, волею случая в десять лет ставшая княгиней, она отличалась рачительностью, хозяйственной расчетливостью. Понимая, что с ромеями выгоднее иметь мир, нежели войну, «архонтисса Росии» Ольга — Эльга Росена, как на скандинавский лад ее называли ромеи, по своей инициативе склонилась к принятию христианства, «требища бесовские сокрушила» и даже имела среди своих приближенных священника Григория.
Впрочем, в Константинополе архонтиссе оказали довольно сдержанный прием, хотя и позволили ей остановиться со своими ладьями недалеко от Большого императорского дворца, в порте Софии, а точнее, у мола Суда
(славянский Соудъ) на Мраморном море, где она простояла около двух месяцев осенью 957 г. В сентябре Ольга была дважды принята василевсом Константином Багрянородным в Большом дворце. Как и другим правителям союзников, ей, по-видимому, был пожалован высокий имперский титул зосты патрикия (в трактате «О церемониях», детально отразившем прием, записано, что она села к апокопту — столу для высших персон «вместе с зостами, по уставу»)… Вероятно, до этих торжественных аудиенциий, ровно через сорок дней после оглашения состоялось ее Святое Крещение, в котором она приняла имя своей царственной восприемницы от купели, августы Елены. Только после этого «новоизбранная Богом» могла получить необыкновенную привилегию, не имевшую аналогов в ходе приема обычных послов варварских народов, — право на личную встречу с царской семьей. Она разделила с ними два званых обеда-клиториев с десертом, сидя вместе с императором, его супругой, дочерьми, сыном, невесткой, и приняла проскинис жен царских чиновников, беседуя с василевсом, как указано в трактате «О церемониях», «сколько пожелала». Ромеи как всегда вели свою тонкую политическую игру.Согласно предписаниям византийского церемониала, уже крещенную Ольгу-Елену с ее свитой приняли с должным почтением, «пустили пыль в глаза» — провели по всем основным парадным залам Священного дворца и знаменитой оранжерее, угостили, но, похоже, не очень щедро одарили деньгами, как посла важного, но все же только посла. Примечательно, епископа на Русь она не получила. Очевидно, в ней желали видеть вассала Ромейского царства, дающего дары и воинскую помощь. Последнее, вкупе с незначительным размером подаренных ей и ее людям милиарисиев (чуть больше десяти килограммов серебра, не считая золотую чашу), оскорбило и вызвало недовольство честолюбивой княгини, даже заставило ее в пику ромеям обратиться к германскому королю Оттону I с просьбой прислать епископа и духовенство, но все же не отвергло от союза с Византией.
Русь давно представлялась Ромейскому царству могучей силой, которой надо было остерегаться и одновременно пытаться использовать с максимальной выгодой для себя. Поэтому прославившийся своим искусством полководца, суровый, замкнутый василевс Никифор II Фока (963–966 гг.) решил просить у ее «архонтов» наемников — «тавроскифов»
для удара по зарвавшейся Болгарии. Ромеи отказались платить ей незначительную, но унизительную ежегодную дань, поскольку соотношение сил поменялось. Времена грозного Симеона Болгарского к тому времени стали преданием. Возмущенный Никифор поносил болгарских послов, обзывая их грязными, отвратительными попрошайками, управляемыми тем, кто одевается лишь в шкуры животных, а затем повелел их выпороть и выгнать вон. Желая найти против болгар силу, которая могла бы ударить по ним с тыла, осенью 966 г. василевс направил к своему северному союзнику, «катархонту росов Сфендославу» — Киевскому князю Святославу Игоревичу новоиспеченного патрикия Калокира, умного, честолюбивого, много повидавшего, говорившего на нескольких языках «первенствующего» — протевона и стратига Херсона, не поскупившись снабдить его щедрым подарком в виде сундуков с 15 кентинариями золота (около 455 кг.), на которые можно было бы нанять до десяти тысяч росов. Предполагалось, что успех миссии помог бы достичь нескольких целей: на время позволить Никифору Фоке сосредоточить военные силы Ромейского царства в борьбе с арабами на Востоке, одновременно заставил бы напуганных болгар ценить союз с Византией, более того, ослабил росов и болгаров во взаимной борьбе. Как покажет будущее, он просчитался, как никудышный дипломат. Вместо слабого соседа, готового удовлетворяться скромной традиционной субсидией, Империя ромеев в скором времени получила другого, еще более амбициозного и агрессивного врага.