Ромейское царство

Порушенный мир удалось восстановить лишь в 1046 г. Ожидая нового нашествия печенегов и нуждаясь в помощи еще недавно такой дружественной и почтительной Руси, Константин Мономах пошел на уступки, пообещал вернуть пленников, возместить весь ущерб и отдать в жены сыну князя Ярослава, 16-летнему Всеволоду, свою внебрачную дочь. Это был последний вооруженный натиск росов на Византию — отныне вплоть до ее падения отношения будут оставаться только мирными. Впрочем, следует заметить, что Всеволод Ярославич был одним из младших сыновей князя Ярослава и не имел никаких перспектив на ведущую роль в Киевской Руси. Так что, как и поход 1043 г., заключенный брак стал для самого Ромейского царства еще одним моментом унижения, который лишь в малой степени смогло смягчить поставление из Константинополя в Киев нового митрополита-грека, протопроедра Ефрема, члена синклита.

Воинственные кочевники-сельчуки — самый грозный враг, с кем Византии приходилось сталкиваться за последние четыре столетия, уже стоял у ворот. Великая засуха X–XI вв. вытолкнула эти тюркские племена, возглавляемые семейством Сельчука (в арабском произношении — Сельджука), из степей Средней Азии в северо-западный Иран. Они обосновались на просторах обессиленного, угасшего Арабского халифата, восприняли у покоренных народов суннитский ислам, который вдохновил их на новые походы против «неверных» в «землю войны» (Дар-уль-Харб). Теперь селджуки или сельчуки, как их правильнее было бы именовать на тюркский лад, — легкие конники, высочайшие мастера стрельбы из лука, — были готовы вторгнуться вглубь Малой Азии и нести дальше ислам суннитского толка, вплоть до шиитского Египта Фатимидов.

Вместе с тем непросто складывались отношения с армянами, которые могли бы стать для ромеев спасительным заслоном для надвигавшейся угрозы с Востока. В 1045 г. Гагик, правитель армянского княжества на Кавказе с центром в Ани, признал себя вассалом византийского императора, однако натолкнулся на враждебность собственной знати и населения. Сам Гагик и некоторые представители армянской знати получили ромейские саны и имения, главным образом, на востоке Малой Азии. Василевс от этого выиграл, поскольку добился снижения сопротивления армянской военной и религиозной элиты, смог противопоставить ее старой аристократии, проблема контроля за которой всегда вызывала тревогу константинопольского правительства, и, кроме того, добился некоторого увеличения численности населения Анатолии за счет армянских переселенцев. Но, пожалуй, это был один из немногих перспективных и разумных политических шагов, наряду с попыткой начать реорганизацию окончательно запутавшихся функций расплодившихся центральных ведомств. Судя по скудости источников, едва ли это привело к чему-то путному.

Не успела утихнуть спровоцированная императором вражда с северными «родичами», как зимой 1046–1047 гг., перейдя по льду замерзший Дунай, на земли Ромейского царства, теснимая узами, то есть турками-огузами или торками, вторглась громадная орда печенегов, с которой едва удалось справиться только благодаря эпидемическим болезням, обрушившимся на кочевников, но возвращавшееся войско ромеев попало в бурю. Кое-кого из побежденных печенежских вождей удалось склонить к принятию Крещения, поселить на территории Болгарии и даже включить в состав северобалканских приграничных гарнизонов. Однако остальные печенеги продолжали грабить Фракию и Македонию, их отдельные отряды подъезжали к стенам Константинополя, нагло выкрикивая угрозы и оскорбления в адрес ромеев.

Вскоре после этого популярный полководец, патрикий Лев Торник, выходец из старинной армянской семьи, попытался организовать заговор против изнеженного, беспечного и неудачливого царя, овладеть Константинополем и примерить императорскую корону, правда, безуспешно. Он едва было не ворвался на белом коне в почти беззащитный город с войсками фемы Македонии, поддержавшими своего любимца, но промедлил в ожидании, когда константинопольцы, покинувшие едва дышавшего, с расстроенным желудком, стонущего царя, сами пригласят его в столицу, потерял инициативу в мелких стычках под стенами Влахерн и в итоге был оставлен подкупленными приверженцами, схвачен во фракийском Булгарофигоне, приведен в Константинополь и ослеплен.