Между тем эйфория «возвращения отечества» довольно быстро прошла. Примечательно, что у нас нет данных о праздновании ромеями дня освобождения Константинополя в более позднее время. Объяснение этому нетрудно найти. Финансовое равновесие Империи очень быстро стало весьма неустойчивым. Налоговые поступления в казну сокращались, а некогда полные казнохранилища-сокровищницы бережливых никейских царей быстро опустели после того, как к ним получил доступ первый Палеолог. Чтобы справиться с финансовыми затруднениями, он стал прибегать к крайним мерам: порче монеты, конфискации имущества опальной знати, штрафам, которые взимались с населения по поводу и без всякого повода. Пытаясь девальвировать стоимость монеты, василевс приказал изъять все золото из обращения и переплавить его якобы для того, чтобы отлить новые монеты с изображением Богородицы-защитницы. Народ разоряли также спекуляция хлебом, некомпетентность, а еще более алчность чиновников и сборщиков налогов-практоров. Крестьяне, десятилетиями страдавшие от постоянных войн и грабежей латинов, уходили на земли магнатов и превращались там в париков. В византийской деревне царило запустение и нищета.
Переход международной морской торговли в руки Венеции и Генуи лишил ромейское государство значительных таможенных поступлений. Особенно активизировал этот процесс уже упоминавшийся невыгодный византийцам договор, заключенный с генуэзцами в Нимфее в 1261 г., еще перед отвоеванием Константинополя. Теперь северное предместье ромейской столицы, Пера-Галата, превратилось в официально признанную соглашением генуэзскую колонию со своим портом, а со временем — укреплениями и гарнизоном. Между тем генуэзцы очень скоро потерпели поражение в морском сражении с венецианцами, и разочаровавшийся василевс отказался от услуг генуэзской флотилии, а их погрязшего в интригах с врагами Византии правителя-подеста вместе с остальными генуэзцами изгнал из Константинополя. Альянс с Генуей, просуществовав лишь три года, распался на непродолжительное время, но избавиться от агрессивно настроенных чужеземных торгашей, все увеличивавшихся в числе, было практически невозможно. Выручала лишь возможность играть на извечном соперничестве между Генуей и Венецией, то расторгая, то заключая соглашения с ними обоими.
Михаил VIII допустил еще одну серьезную ошибку во внешней политике, недооценив восточные — монгольскую и турецкую опасности. Обороноспособность в Азии оказалась подорвана. Эта оплошность очень дорого стоила Ромейскому царству.