– М-да, пожалуй, все они разбегутся… как Сегарра. – Он грохнул кулаком по столу. – Прохиндей! Скользкий извращенец! Ведь он не просто уволился, а растрезвонил об этом по всему Сан-Хуану! Ко мне то и дело подкатывают: дескать, ходят слухи, что газета вот-вот обанкротится! Вот почему пришлось лететь в Майами… Ведь здесь мне никто не даст теперь и цента!.. Ах, как же меня подставила эта сладкоречивая ящерица!..
Меня подмывало спросить, на кой ляд он тогда вообще брал Сегарру на работу – или зачем выпускал третьесортную газетенку, когда мог бы хотя бы
Я поднялся.
– Эд, – сказал я, впервые обращаясь к нему по имени, – я, пожалуй, увольняюсь.
Он тупо уставился мне в лицо.
– Ага, – добавил я. – В понедельник зайду за своим чеком, а потом, наверное, устрою себе небольшой отдых.
Лоттерман выпрыгнул из-за стола и кинулся на меня.
– Ты! Сучий йельский прощелыга! Мне твоя наглость уже вот посюда! – Он принялся толкать меня на выход. – Ты уволен! Убирайся к чертовой матери, пока я тебя за решетку не посадил! – Он выпихнул меня в редакционный зал и в бешенстве захлопнул за собой дверь.
Я добрел до своего стола и расхохотался, когда Сала спросил, что произошло.
– Да ну его!.. Я ему сказал, что увольняюсь, вот он и психанул.
– Что ж, – кивнул Сала, – видать, пришел конец. Он пообещал мне месячную зарплату, если я скажу народу, будто Лоттерман выгнал Сегарру, потому что он педик… Сказал, что выплатит из своего собственного кармана, если Стайн попытается зажать.
– Вот ведь дешевая скотина, – заметил я, – мне не предложил ни цента. – Я рассмеялся. – Конечно, он вел себя так, словно собирался дать мне место Сегарры… до понедельника.
– Да уж, в понедельник у нас наступит час «Ч». Ему придется раскошелиться, если он и впрямь хочет оставить газету на плаву. – Сала покачал головой. – Хотя я лично так не думаю. Надо полагать, он ее уже продал этому Стайну. А впрочем, какая разница? Если Лоттерман не может платить зарплату, с ним кончено, и не важно, чего он хочет. Одно я знаю точно: если я не получу свой чек в понедельник, у Лоттермана будет самая неиллюстрированная газетенка в Западном полушарии. Завтра с утра приду сюда и вымету весь фотоархив: в нем на девяносто девять процентов мои личные снимки.
– Вот-вот, – одобрительно кивнул я. – Возьми его шантажом. – Тут я улыбнулся. – Понятное дело, при желании он тебя может привлечь за хищение имущества в крупных размерах… или даже вспомнит про твой тысячедолларовый судебный залог…
Сала покачал головой.
– Господи Иисусе, все время вылетает из головы… А ты думаешь, он его оплатил?
– Не знаю. Есть, конечно, шансы, что он его взял обратно, но это вряд ли.
– Ну и черт с ним, – ответил Сала. – Пошли лучше к Алу.
Вечер выпал душный, тяжелый, и меня потянуло напиться до потери пульса.
Мы сидели уже второй час, накачиваясь ромом, когда во дворик ворвался Донован. Он, как выяснилось, весь день провел на каком-то турнире по гольфу и лишь сейчас услыхал новости.
– Что за маразм! Приезжаю я в редакцию, а там один только Шварц, сидит потеет! – Он рухнул на стул. – Так что случилось-то? С нами покончено?
– Ну да, – сказал я. – Раз и навсегда.
Донован угрюмо кивнул.
– А мне еще материал сдавать, – пожаловался он. – Закончить спортивную колонку. – Донован поднялся на выход. – Ладно, вернусь где-то через час, – пообещал он. – Напишу вот эту заметку про гольф – и катись все к черту. Перейду на комиксы.
Мы с Салой продолжили пить, а с возвращением Донована еще прибавили темпу. К полуночи все наклюкались, и я начал подумывать о Шено. После часового размышления я встал и заявил, что еду домой.
На обратном пути я остановился в Кондадо и купил бутылку рома. Когда зашел в квартиру, то увидел, что Шено лежит на кровати – по-прежнему в моей рубашке – и читает «Сердце тьмы».
Я шумно захлопнул дверь и отправился на кухню приготовить выпивку.
– Очнись и прикинь, – бросил я через плечо. – Я сегодня заявил, что ухожу, а мне через две минуты дали пинка под зад.
Она вскинула глаза, улыбнулась.
– И денег больше не будет?
– Ничего больше не будет, – ответил я. – Все, я сваливаю. Сыт по горло.
– Чем? – спросила она.
Я захватил один стакан к дивану.