Старообрядчество в своем отвержении официальной церкви также опиралось на апокалиптические настроения. Раскольники утверждали, что никоновские реформы, осуждения со стороны церковных соборов и преследования властей – свидетельство того, что история христианства подошла к концу. В царе и патриархе видели Антихриста, тем более что Петр I стал насаждать европейскую культуру и радикально видоизменил институциональное устройство церкви. В ответ на требования отречься от своих убеждений старообрядцы демонстрировали приверженность православию: после того как их страстные проповеди не смогли пошатнуть церковь и государство, а их вождей принялись хватать, допрашивать, пытать, ссылать и казнить, большинство не поднялось с оружием в руках. Поначалу наблюдалось определенное сопротивление: как показал Георг Майклз, некоторые группы увидели в присоединении к старообрядчеству удобный повод для социального бандитизма и начали захватывать деревни; Соловецкий монастырь восемь лет выдерживал осаду царских войск (1668–1676). Однако за церковным расколом не последовала многолетняя религиозная война; обычным способом сопротивления раскольников было бегство. Некоторые делали страшный выбор, совершая массовые самосожжения, волна которых прокатилась по старообрядческим общинам в 1670–1680-е годы. Самоубийство рассматривается христианством как грех, но в данном случае оно оправдывалось чрезвычайными обстоятельствами – концом времен. Между тем вожди староверов начали выступать против самосожжений уже в 1690-е годы. Остальные же попросту пускались в бега и жили, ожидая Страшного суда, считая общество языческим и отвергая государство. К концу XVII века старообрядцы переселились в пограничные области империи: Крайний Север, Северо-Запад, Урал, Сибирь, Нижнее Поволжье, земли у границы с Польшей. Встала проблема: как устроить праведную жизнь вне церковных институтов, пока не свершился последний суд? В главе 20 мы рассмотрим, каким образом она решалась на протяжении XVIII века.
Как это происходило со всеми разновидностями христианства в Европе раннего Нового времени, история церкви и даже крупнейшего раскола в ней – лишь часть истории. В течение всего европейского Средневековья миряне приспосабливали христианское вероучение и обрядность к народным обычаям. Реформация и Контрреформация проделали долгий путь к наведению единообразия в области веры и обрядов, но даже в Европе примеси народных воззрений, магия и суеверия сохранялись еще в XIX веке. В России христианство тоже было синкретичным, но не знало конфессионализации, как в Европе, и, таким образом, оставалось нереформированным в течение XIX века.
Уже в XVI веке европейские путешественники, попадавшие в Россию, резко критиковали русское православие. Предметы критики во многом зависели от отношения к Реформации: католики, например Сигизмунд фон Герберштейн в 1520-е годы, ничего не имели против литургии и таинств, протестанты же, как Джайлз Флетчер в 1580-е годы, выражали презрение к ним, а заодно к иконам, святым и монашеству. И те и другие были едины в своем осуждении русских за безнравственность (пьянство, сексуальная распущенность), но главное – за невежество и суеверность. Адам Олеарий, интеллектуал и эрудит, особенно сильно нападал на местное население за невежество и недоверие к науке. Как уже говорилось, церковный собор 1551 года также был обеспокоен этими проблемами, и прежде всего тем, что христиане следуют «языческим» обычаям. Но, ввиду отсутствия целенаправленных усилий по конфессионализации, русское православие вступило в современную эпоху с синкретической верой. Действительно, русские этнографы XIX века выяснили, что номинально православные люди привержены анимистским и языческим верованиям и обрядам. Стелла Рок даже утверждает, что этот религиозный синкретизм, или «двоеверие», представлял собой параллельную систему верований, противостоял церкви и государству, но для многих он являлся самым обычным православием.