Официальные одописцы, создававшие свои творения по случаю восшествия на престол, именин и военных триумфов императриц – Анны, Елизаветы, Екатерины, – пользовались языком общественной гармонии и умиротворенности, сколь бы бурными ни были исторические события. Наилучшим средством для создания положительного образа женщины-правительницы казалось обращение к античной мифологии. Три императрицы выступали в обличье Минервы, Астреи и Дидоны – богинь, правивших твердой рукой, совершавших ратные подвиги и умевших достичь первозданной гармонии.
Анна, Елизавета и Екатерина, как и Петр I, выписывали из Европы архитекторов и садовников, строили музеи (например, Кунсткамеру в 1727 году), академии (художеств и наук), дворцовые ансамбли (Петергоф, Екатерининский дворец в Царском селе, Павловск), демонстрировавшие не только богатство страны, но также ее культуру и утонченность. То были отсылки к образу рая, укорененному в религиозном учении и просветительской мысли того времени; разбивались обширные сады и парки, где имелись и пейзажи для осмотра, и уголки для размышлений. Богатые дворяне создавали в своих поместьях регулярные сады, где совершенный порядок и подчеркивание изобилия природы также должны были напоминать о земном рае. Вероятно, простому народу образ райского сада с его изобилием был малопонятен, но с точки зрения имперского воображаемого это стало умелым ходом. Тем самым обеспечивалась преемственность с идеологией московского периода (царство, благословенное Богом, имперское пространство, христианизированное царской властью, непрерывность династии) и связь с просвещенческим культурным багажом, позволявшая претендовать на равенство с ведущими державами той эпохи.
Из-за отсутствия четкого порядка престолонаследия предметом особой заботы в это столетие стала легитимность. Российские правители обосновывали свои претензии на легитимность, опираясь на идеологию московского периода. После воцарения они издавали манифесты (бывшие нововведением), оправдывая свой приход к власти традиционными – в целом – словами: родство с Петром Великим, ожидание участия народа в виде присяги и приветствий, утверждения о добросердечности правителя, верность петровскому замыслу (что не исключало перемен). Как указывает Виктор Живов, церковь, недовольная петровскими реформами, тем не менее охотно выполняла свою роль, защищая монарха как богоданного и священного властителя.
Екатерина II, подобно Петру I, уделяла большое внимание авторепрезентации. Не отличаясь большой религиозностью, она разыгрывала отведенную ей традиционную роль данного Богом московского монарха, покровительствовала церквям, посещала монастыри, давала милостыню и совершала помилования. Основополагающая для ее легитимности коронационная церемония прошла в московском Успенском соборе, как того требовал московский обычай. Екатерина примеряла и другие образы: подражая Минерве, она представала вершительницей справедливости и в этом качестве издала «Наказ» – этот документ предназначался для комиссии, призванной подготовить новое Уложение (1767). Живов справедливо отмечает, что тот представлял собой широковещательное – и не имевшее отношения к российской действительности – утверждение ценностей Просвещения, и что этот документ не имел никаких шансов быть проведенным в жизнь.
Одновременно Екатерина старалась выглядеть воительницей и завоевательницей, веля изображать себя в военном мундире, устраивая постановочные морские сражения, изображавшие реальные триумфы русского флота, заказывая портреты, которые устанавливали связь между ее победами над турками и деяниями Петра. Победы над турками отмечались с особой торжественностью – Екатерина видела себя наследницей Древней Греции и Византии, а кроме того, Османская империя была грозным соперником. К примеру, на картине Генриха Бухгольца «Аллегория побед русского флота в войне с Турцией 1768–1774 годов» восседающий в облаках Петр I с удовольствием наблюдает за тем, как турецкие пленники кладут знамена к подножию Медного всадника, воздвигнутого при Екатерине. Победу при Чесме Екатерина отпраздновала в церкви и в псевдотурецком дворце – и, как делали до нее Софья Алексеевна и Петр, раздала более 150 тысяч медалей, отчеканенных в честь ее победоносных генералов и адмиралов (Алексея Орлова, чесменского триумфатора, и Григория Потемкина, взявшего Очаков), а также в честь самой императрицы. На этих медалях нередко встречались надписи, восхвалявшие ее добросердечие, а отнюдь не могущество.