Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего

Обращает на себя внимание статья А. Защука «Этнография Бессарабской области», опубликованная на страницах одного из первых научных журналов юга России – «Записки Одесского общества истории и древностей». Эта статья по праву заслуживает называться первой комплексной этнографической публикацией, написанной в середине XIX столетия. В статье была дана краткая характеристика народов, населявших Бессарабию, а именно: молдаван, болгар, армян, греков, немцев, швейцарцев, евреев, цыган и украинцев.

Предприняв попытку разобраться в этнических истоках разноплеменного населения Бессарабии, исследователь высказал справедливое предположение о взаимовлиянии древних даков и славянских племен²²¹. Там же он обратил внимание на тему естественной ассимиляции представителей других национальностей, которые в ходе переселения в Пруто-Днестровское междуречье на протяжении XIX в. предпочитали записываться молдаванами.

Данному явлению имеется несколько пояснений. Пояснение религиозного характера уходит корнями еще в седое Средневековье. Так, по результатам Брестской унии 1596 г. часть русинского православного населения из Закарпатья переселилась к единоверцам, в православную Молдову. Как подчеркивал в начале XX в. В. Доманицкий, окруженные единоверцами «буковинские украинцы начали звать православную веру – “волошскою верою”, а “русская вера – это у них вера униатская, та, что у галицких украинцев”. Любопытен результат подобной расстановки понятий, приведший к тому, что «некоторые коренные украинцы начали называть себя “волохами”»²²².

После 1812 г. на религиозную составляющую наложились еще и социально-экономические обстоятельства. Ссылаясь на изыскания Е. Дружининой, В. Стати подчеркивает, что представители населения левобережья Днестра и Буго-Днестровского междуречья, быстро увеличивавшегося, в ходе событий XIX столетия «заявляли, что относятся к “молдавской нации”». Объяснялось это стремлением сохранить личную свободу. Продолжая данную мысль, историк ссылается на своего коллегу В. Гросула, писавшего, что «многие русские и украинцы, чтобы не стать крепостными, объявляли себя молдаванами, закрепощение которых было запрещено. Однако чтобы записать себя молдаванами, нужно было знать этот этноним. И если беженцы из России и Украины его знали, ясно, что он был очень распространен»²²³.

В контексте нашего анализа Пруто-Днестровское междуречье предстает как тесная этноконтактная зона. Не случайно ее в некоторых средневековых источниках именовали «Русовлахия» и «Молдославия»²²⁴. Добавим, что левобережное Поднестровье (в ряде источников, в основном румыноязычных, – Транснистрия) длительное время, с легкой руки приближенного Екатерины II Григория Потемкина, именовалась «Молдова Ноуэ» (Новая Молдова). Данное название, впрочем, не выдержало испытания временем, возобладало наименование «Новороссия»²²⁵. Но тем не менее на данный аспект необходимо обратить внимание.

А. Шмидт. Если уж зашла речь о приднестровских молдаванах, думается, не будет лишним привести результаты изысканий еще одного офицера Генерального штаба – А. Шмидта, оставившего подробное описание Херсонской области в двух томах. В нем он критически рассматривает данные своих современников А.А. Скальковского, П.И. Кеппена и др.

Говоря о восточнороманском населении края, А. Шмидт разделяет его на молдаван и волохов. Хотя со вторым этнонимом в литературе того времени происходит еще заметная путаница. На середину XIX в. автор обозначает молдаван и волохов вторыми после наиболее многочисленных малороссиян – 75 тыс. д.о.п.²²⁶

Любопытно отношение украинцев к представителям других народов, проживающих по соседству, в том числе к молдаванам: «Замечательно также какое-то особое озлобление, обнаруживаемое украинцами в отношении евреев и немцев, колонистов, которым не хотят помогать в несчастии, но даже как будто радуются, когда кто-либо из них поставлен в бедственное положение. Эта постоянная вражда объясняется замкнутостью частной жизни немцев и евреев и исключительностью их интересов. Болгар точно также не любят малороссияне, хотя к ним менее строги, как к единоверцам. К молдаванам они более снисходительны, хотя часто смеются над ними; в селениях, где они живут, малороссияне говорят по-молдавски, и там, где их достаточно, уславливаются между собою, в какие дни должна быть в церкви служба на молдавском и на славянском языках. Это встретить можно почти во всех селениях государственных крестьян Тираспольского и Ананьевского округов. К русским хохол чрезвычайно недоверчив, особенно к солдатам, которых он называет по преимуществу москалями. Подобно тому, как великороссиянин утвердил за ним название хохла, так и он называет его кацапом, т. е. козлом»²²⁷.