Параллельно кайзеровские войска в те же дни прорвали сначала оборону Перекопских укреплений, затем штурмом преодолели Юшуньскую линию обороны. Пока они продвигались шоссейной дорогой к Джанкою, украинские части по железной дороге первыми 22 апреля ворвались в город и продолжили наступление на Симферополь. По некоторым данным, 24 апреля они оказались в губернском центре. По другим сведениям, уже на той стадии «соревнования» на опережение, немецкие войска действовали не менее решительно[114]
. А некоторые авторы и вовсе утверждают, что немцы не позволили украинским частям продвинуться дальше Джанкоя[115], т. е. точки в северной, степной части Крыма, весьма удаленной от основных военно-стратегических, политических и экономических пунктов полуострова. Дело в том, что 26 апреля появился приказ немецкого военного командования прекратить наступление украинских частей в Крыму. В случае неповиновения немецкое командование пригрозило применить артиллерию. Поскольку сообщение с тылом было полностью отрезано оккупантами, украинские части окружены «союзниками», ослушание означало полное уничтожение всей украинской войсковой группы. П.Ф. Балбочан и Г.З. Натиев, также прибывший в Симферополь, с согласия военного министра УНР вынуждены были отдать приказ о прекращении военной операции на полуострове и возвращении в Мелитополь[116].Вообще поход группы П.Ф. Балбочана в Крым сильно смахивает на авантюру не только без шансов на успех, но и без ответа на вопрос, в какой мере о ней были осведомлены и согласны (документов с соответствующими санкциями не обнаружено) высшие руководители УНР, в частности, М.С. Грушевский. Во всяком случае, в их теоретических и политических воззрениях, насколько это известно, не было (да, судя по всему, и не могло быть) места для подобного безрассудного, реально не гарантированного ничем, шага.
В контексте отмеченного некорректным, да и вообще расходящимся с фактами является утверждение В.Е. Возгрина о том, что «украинцы и немцы, к концу апреля освободили Крым от большевиков»[117]
. Видимо, автор недостаточно ясно представляет себе действительное развитие событий, реальное соотношение сил, давая последним не только крайне субъективные, предвзятые характеристики, оценки, но и путая их персонификацию. Он, в частности, пишет, что в Брест-Литовских переговорах «участвовали и представители антибольшевистской Центральной рады Р. Кюльман и О. Чернин – их полномочия были признаны руководителем советской делегации Л. Троцким. Кстати, именно они подписали 10 февраля 1918 г. договор с Германией и Австро-Венгрией»[118].На самом деле Р. фон Кюльман являлся государственным секретарем (министром иностранных дел), тайным советником кайзеровского правительства Германии, а граф О. Чернин был министром иностранных дел цесарского и королевского правительства Австро-Венгрии. Поэтому признавал Л.Д. Троцкий вовсе не их полномочия, а делегации Украинской Народной Республики в составе В.А. Голубовича, Н.М. Любинского, М.Н. Полоза, А.А. Севрюка и Н.В. Левитского[119]
.В силу этого «мирный договор между Украинской Народной Республикой, с одной, Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией, с другой стороны», (Болгарию и Турцию В.Е. Возгрин почему-то игнорирует) Р. фон Кюльман подписывал, естественно, от имени правительства Германии, О. Чернин от имени правительства Австро-Венгрии, а от имени Украинской Народной Республики – члены Украинской Центральной Рады А.А. Севрюк, Н.М. Любинский и Н.В. Левитский[120]
.Договор был подписан 9 февраля по новому стилю (27 января по старому), а не 10 февраля, что в общем-то широко известно, и нет никаких оснований корректировать документ.
В том же абзаце, который цитировался выше, В.Е. Возгрин пишет о том, что мирный договор РСФСР с Германией «был ратифицирован Третьим Всероссийским съездом Советов», чего никак не могло быть, поскольку Третий съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов состоялся 10–18 (23–31) января 1918 г., упомянутый мирный договор был ратифицирован Четвертым Чрезвычайным Всероссийским съездом Советов рабочих, солдатских и казачьих депутатов, состоявшимся 14–16 марта 1918 г.
Если автор весьма объемного труда допускает столько элементарных ошибок в одном абзаце, невольно возникает вопрос о доверии к изданию вообще. И хорошо еще, что В.Е. Возгрин касается вопросов предмета настоящего исследования, т. е. отношений Украины с Крымом (по крайней мере, в хронологических рамках 1917–1920 гг.), лишь спорадически, иначе бы историографическая ценность четырехтомника заслуживала совсем неутешительных рефлексий.