Узнав о первых проявлениях политического конфликта в княжествах с момента своего отъезда в апреле 1834 года, Киселев в личном письме молдавскому господарю напомнил ему, что Органические регламенты являются законом и для него тоже, и посоветовал Стурдзе привлечь на государственные должности некоторых из представителей оппозиции, чтобы «успокоить умы»[1099]
. В ответ Стурдза составил систематическое опровержение боярских обвинений, а также проект поправок к регламенту, которые запрещали публичные собрания и предписывали репрессивные меры в отношении нарушителей[1100]. Как бывший член молдавской секции Комитета реформ, Стурдза мог напомнить российскому генеральному консулу, что новые институты преследовали, среди прочего, цель «отменить чрезмерные привилегии знатной касты и сократить ее вредное влияние на страну». Стурдза отмечал, что аристократия всегда была враждебно настроена по отношению к регламентам и всегда «нарушала их в угоду своим узким и пагубным интересам»[1101]. Подавление аристократических партий было, таким образом, необходимым условием стабильности новых институтов[1102]. Очевидно, что из отъявленного врага боярских радикалов 1820‐х годов и непоколебимого защитника крупнобоярских привилегий Стурдза превратился после своего назначения в сторонника господарского абсолютизма. На протяжении второй половины 1830‐х и в 1840‐х годах он активно жаловал боярские чины за деньги, т. е. делал именно то, за что сам 10 годами ранее столь активно порицал своего предшественника[1103]. На уровне риторики его критика «карбонариев» 1820‐х годов сменилась критикой аристократии, преследовавшей свои узкие интересы, враждебной регламенту и стремившейся вернуться к прежнему порядку вещей.Российский консул в Яссах К. П. Безак встал на сторону критиков господаря. По сообщениям Безака, отказ Стурдзы предоставить государственные посты ряду крупнейших молдавских бояр, таких как Николае Росетти-Розновану, Александру Гика и Константина Стурдза, подогревал их оппозиционные настроения, которые использовались агентами Франции и Великобритании[1104]
. Однако господарь был более озабочен устранением личных соперников и не желал принимать никаких мер против «иностранного влияния», которые могли бы сделать его непопулярным среди остальных бояр или вызвать враждебность иностранных консулов[1105]. Когда Безак указал Стурдзе на интриги французского и английского агентов, которые посещали боярские дома, господарь ответил, что не может запретить своим подданным общаться с иностранными представителями[1106]. В то же время господарь, по свидетельству российского консула, выдумал заговор против своей персоны для того, чтобы оправдать назначение своих ставленников на все административные посты. Вместо того чтобы кооптировать отдельных представителей оппозиции, как это советовал сделать Безак, Стурдза организовал открытые письма в поддержку проводимой им политики[1107]. Такие «популистские» меры вызвали ярость российского консула, который не мог «признать за публикой права вмешиваться в дела государственного управления»[1108].Стурдзе удалось добиться отзыва Безака, которого заменил в Яссах Карл фон Коцебу[1109]
. Однако новый консул вскоре разделил точку зрения своего предшественника и превратился в критика господаря. Стурдза стал жаловаться Нессельроде на то, что Коцебу начал собирать клевету на него. По утверждению господаря, российский консул попытался «создать в Собрании большинство, враждебное правительству», а также принимал жалобы от крестьян и частных лиц, подрывая тем самым господарскую власть[1110]. Спустя три года Стурдза снова пожаловался на интриги Коцебу, в частности на попытку российского консула вернуть из ссылки молдавского митрополита Вениамина Костаке, который был одним из лидеров боярской оппозиции[1111]. Стурдзе не удалось убрать Коцебу, как он это сделал с Безаком, однако усилия российского консула ограничить господарский произвол также не были особенно успешными.Коцебу сообщал о манипуляциях господаря на выборах во Всеобщее собрание в 1842 и 1847 годах[1112]
. Он также клеймил господарский произвол, который обеспечил Стурдзе «личную ненависть бояр» и вызывал «глухое брожение среди простолюдинов». Когда в январе 1842 года в российский и австрийский консулаты был подброшен антиправительственный памфлет, Коцебу пришлось признать, что написан он был «не без некоторого понимания существующего положения вещей». По свидетельству российского консула, злоупотребления были столь распространены, что Стурдза «самому себе обязан недоверием своих подданных»[1113]. Не будучи в состоянии положить предел произволу господаря, Коцебу предупреждал Нессельроде, что умелое избегание Стурдзой ответственности за свои действия способствовало «прискорбному убеждению, что российскому правительству безразлична судьба молдаван»[1114].