Гораздо более сильным, как показывает Маканин, является подавленное гомосексуальное желание, доминирующее над верой в привитое с детства равенство всех народов. Отношение Маканина к российско-чеченскому конфликту характеризуется последовательной «феминизацией» – и виктимизацией – чеченцев, стремлением представить их слабыми и уязвимыми. Во-первых, один из российских офицеров рассказывает о молодом повстанце, что сами чеченцы его «любят как женщину» (КП, 28). Рубахина действительно поражает красота чеченца: «юноша… был очень красив» (КП, 28). Между захватом молодого чеченского пленника и его последующим освобождением Рубахин, Вовка и их заключенный проводят ночь в горах. Рубахин заботится о молодом чеченце, защищает его, спрашивает, как тот себя чувствует, дает ему свои теплые шерстяные носки. Когда они прижимаются друг к другу, чтобы согреться, Рубахин потрясен, обнаружив, что прикосновение к молодому человеку чувственно возбуждает его. Сексуальные шутки простых солдат и несексуальный обмен теплом тел контрастируют с болезненным открытием Рубахина. Травмированное, слабое тело молодого чеченца с распухшей лодыжкой и вывихнутым плечом, его красивое молодое лицо, волосы, которые он медленно и осторожно расчесывает, будто гордясь своей красотой, – все вызывает у Рубахина смесь сочувствия и желания (КП 39).
Рубахин и дальше феминизирует молодого чеченца, когда несет его через ручей (чеченец не может идти самостоятельно). Он развязывает бойцу руки и прижимается к нему, чтобы согреться. Наконец, незадолго до того, как он душит его, чтобы тот криком не дал знать о себе своему чеченскому отряду, Рубахин держит его в крепких и несомненно страстных объятиях (КП, 42). Позже, вспоминая молодого чеченца, Рубахин снова сексуально возбуждается. Звучит иронически, но благодаря этим чувствам и убийству молодого чеченца Рубахин нарушает неустойчивое равновесие игры, в которой у заложников отбирают оружие, а самих заложников отпускают в обмен на продовольствие. Посредством двух смертей – русского разведчика в начале и молодого чеченца в конце – российское государство делает еще один шаг по пути к откровенной вражде.
В повести Маканина сложная эстетизация Кавказа параллельна последовательному подрыву советского универсализма. Возвышенное великолепие гор пленяет Рубахина и не позволяет ему вернуться домой, в донские степи. Иронично цитируя мысль Достоевского о том, что «красота спасет мир» (КП, 7, 43), Маканин находит более проблематичную красоту в одновременном притяжении и отчуждении между Рубахиным и молодым чеченцем. Коротко говоря, красота берет в плен. Ни величие гор, ни экзотическая красота молодого человека никого не спасают.
В творчестве Маканина нет стереотипов, каждый человек сам по себе и сам за себя. Хотя мы видим молодого чеченца только через оптику Рубахина со всей противоречивостью его этических убеждений и сексуальных порывов, все же можно сказать, что два чеченских персонажа повести, чеченский командир Алибеков и безымянный молодой чеченец, – люди как таковые, а не просто проекция российских страхов и амбиций на чеченские стереотипы. Чеченцы еще не стали ни мифическим «Другим», ни абсолютным вызовом русской цивилизации и русскости – то есть тем, во что они превратятся после рубежа веков.
Фильм Сергея Бодрова еще более эффективно сопоставляет привлекательность и инаковость, уважение и презрение[102]
. В нем рассказывается о ходе переговоров по обмену трех пленников – двух россиян, сержанта Саши и солдата Вани Жилина (носящего те же имя и фамилию, что герой «Кавказского пленника» Толстого) и сына чеченского командира Абдула Мурата. Неумело управляемый процесс заканчивается тем, что Саша убивает одного из чеченских охранников Абдула, после чего Саше перерезают горло, а российский офицер приказывает застрелить молодого чеченца, когда тот пытается сбежать. В финальной сцене российские вертолеты летят бомбить чеченское село. Жилин, которого освободил Абдул, бежит по полю и машет руками, надеясь привлечь внимание пилотов и не дать им усугубить конфликт.Главная идеологическая цель фильма Бодрова – отдать должное компромиссному варианту, когда возможны переговоры и даже взаимное уважение, и отметить момент, когда возможность такого компромисса окончательно теряется. Компромисс возможен, пока Абдул отказывается убивать двух русских, несмотря на давление со стороны своих товарищей, потому что он видит возможность для обмена пленными. Тонкую нить переговоров поддерживают Жилин, его мать и маленькая дочь Абдула Дина. Каждый сопротивляется общепринятому мнению, что противоположная сторона – не что иное, как зло, каждый ищет посредника, с помощью которого можно сохранить драгоценные жизни. Серьезные конфликты возникают здесь не только между чеченцами и русскими, но и внутри каждого лагеря: с российской в противодействие вступают государственный и «народный» подходы к ситуации с заложниками, а с чеченской к разногласиям ведут радикализм и верность семейному клану.