Россия на краю. Воображаемые географии и постсоветская идентичность

Первая чеченская война очевидным образом опровергла прежний советский миф об универсализме, а Вторая чеченская сильно подорвала гражданские свободы и надежду на толерантную, мультикультурную русскую идентичность в постсоветской России. В сборнике социально-политических очерков «Время диагноза» (2003) Рыклин назвал получение гражданских свобод, в частности свободы слова и свободы печати, единственным реальным достижением ельцинского периода (ВД, 120). Он определил «чеченский синдром» как общее сокращение гражданских прав и свобод, особенно свободы слова, во время Второй чеченской войны [Рыклин 2003: 118, 127, 176, 201]. Поскольку армия присвоила монополию на информацию и война стала «практически невидимой», чеченцам отказали в их гражданских правах. Кроме того, поскольку большинство журналистов опасалось ехать в Чечню, в печатных СМИ появлялось очень мало информации (ВД, 120). В первые годы XXI века Рыклин утверждал, что связанное с чеченским конфликтом подавление свободы слова и гражданского действия является одной из точек воздействия войны на зарождающееся российское гражданское общество и гражданское сознание. Вместо свободы публичного выражения Рыклин диагностировал психологическое подавление фрустрации, так как открытое выражение разочарования стало табу в общественном «подсознании» в широком смысле слова. Он утверждал, что такое подавление напрямую связано с неприемлемыми формами выражения социальной ярости, в том числе со вспышками националистического и иного насилия (ВД, 186).

Рыклин в своих замечаниях оказался шокирующим образом прав, его диагноз реализовался в провокациях и убийствах, поддерживаемых правительством. Вся постсоветская эпоха отмечена насилием в отношении независимых журналистов, либеральных политиков и адвокатов, представителей передовой части общества, отстаивающих свободу слова и мультикультурную толерантность. В 2005 году Россия вошла в пятерку самых опасных для журналистов стран[103]. В 2006 году жестокие убийства унесли жизни людей, которые оспаривали лживую радужную картину, рисуемую властью в отношении Чечни. А. Политковская, наиболее рьяно критиковавшая Россию за произвол властей и бесчеловечность чеченских войн, была убита 7 октября 2006 года. Отравление и смерть в ноябре 2006 года в Лондоне бывшего агента ФСБ А. Литвиненко вновь доказало, что социально-психологические репрессии сопровождаются репрессиями политическими. В книге А. Литвиненко и Ю. Фельштинского «ФСБ взрывает Россию» (2003) [Литвиненко 2006] утверждается, что жилые дома в Москве в сентябре 1999 года были взорваны не чеченцами, как утверждали российские власти, а ФСБ. Это обвинение поддерживал и такой ультранационалист, как А. Проханов. Взрывы домов были в числе событий, приблизивших начало Второй чеченской войны.

Сбалансированная сложность изображения «чужого юга» в середине 1990-х сменилась после начала Второй чеченской войны гораздо более полярными формулировками национальной идентичности. Вторая чеченская война повлекла за собой две основные реакции, которые сильно отразились на действительных правах. Во-первых, чеченский конфликт использовался для отстаивания более сильной гражданской идентичности. Наилучший пример тому – документальная журналистика Политковской, отказывавшейся изображать чеченцев вероломными предателями. Во-вторых, война дала повод демонизировать чеченцев, для чего использовались литература и кинематограф. Целью было восстановить простой националистический миф о «крови и почве», как это делалось в произведениях А. Проханова и А. Балабанова. Эти две позиции находились в прямом противоречии друг с другом, что привело к серьезным, хотя и совершенно ненужным последствиям.

С начала XXI века, когда средства массовой информации в основном перешли под контроль путинского правительства, защита гражданских прав стала уделом небольшой группы газет, журналов и активистов-интеллектуалов, первое место среди которых занимала отважная А. Политковская. Она начала вести колонку в «Новой газете» в 1999 году, чтобы привлечь внимание к нарушениям гражданских прав новым авторитарным руководством, сосредоточившись на жестоком обращении с простыми чеченцами во время Второй чеченской войны. В условиях все более централизованного управления средствами массовой информации Политковская выработала четкий подход к войне в Чечне, призванный опровергнуть лакированный образ российских военных и самой войны, рисуемый официальными российскими СМИ. «Вроде бы все, как положено <…> И автоматы, и бронежилеты, и грязь, и вертолеты, с форсом несущиеся на бреющем полете над головами», – писала Политковская о войне[104]. Она критиковала наступление российского государства на права граждан и пыталась пробудить к действию интеллигенцию и общество, которые становились все более пассивными. В центре ее внимания всегда были невинные, беспомощные люди, оказавшиеся между федеральными властями и чеченскими боевиками, в первую очередь дети, учителя и старики, как русские, так и чеченцы.