Фактически потребность в общественном порядке, которая вызвала к жизни институт земских начальников, привела к курьезному следствию, доверив заботу о сельской местности власти, которая постоянно нарушает закон. Неудивительно, что крестьяне не верят больше в существование такой вещи, как право. «Закон, что дышло, куда повернешь, туда и вышло», – гласит крестьянская поговорка. „Вы все можете, – говорит вам мужик, когда вы ему толкуете про закон“340, – замечает бывший земский начальник. Какие идеи и чувства возникают на этой почве беззакония и невежества можно заключить из следующего события. В деле о «сопротивлении властям», рассматриваемом в суде Воронежа, свидетели объясняли суду, почему обвиняемые крестьяне думали, что земля принадлежит им, а не помещику. Они были уверены, что данное поместье не могло быть подарено императором Павлом графу Безбородко341, потому что, по их мнению, государственные земли не могут быть предметом дарений: возможно только дарение власти с правом управлять жителями, но не земли, «как нас подарили земским начальникам». Темнота в мыслях крестьян и бесправие их жизни служат в значительной степени причиной аграрных беспорядков, которые стали за последнее время повседневными событиями в России.
Профессор Кузьмин-Караваев342 выразил общее следствие всех этих фактов в следующих словах: «Местные люди, работавшие в уездных комитетах, громко и определенно сказали, что бессилие деревни лежит глубоко. Не в сохах, трехполье, оврагах и песках дело, не в железнодорожных тарифах, не в слабом приливе денег в деревню, не в малоземелье и общинном землевладении даже…
Или, как говорят сами крестьяне об этом, «главная причина и вина наша в том, что мы […] всегда находимся под опекой других… Какие мы жители, считаемся хозяевами в своих имениях, а сами собой распорядиться не имеем права… Тоже и на волостных наших судах и сходах, мало мы знаем законов, и не всегда говорить приходится; побаивается народ земских начальников»344.
Трудно поверить, но это факт: в официальных кругах все еще открыто разрабатываются проекты усиления законов в отношении «отдельного гражданского состояния» крестьянства. Но голоса местных деятелей со всех частей России сливаются в требовании долгожданного равенства крестьян в правах, действительного самоуправления и просвещения. Эти требования самоочевидны для европейцев; и характерная черта современной России состоит в том, что такие вещи следует обсуждать и советовать. Иногда чиновников озаряют совершенно естественные мысли такие как, например, когда большинство комиссии 1884 года заявило, что «в результате предлагаемой реформы оказался бы такой произвол на местах, от которого только и оставалось бы бежать из уезда и тем, кто еще в нем остается, не говоря о положении, в котором могли бы оказаться крестьяне»345. Но правительство империи считает, что лучше воспользоваться периодом политического спокойствия, который последовал за террористической атакой, для укрепления социального неравенства и деспотичного правления. Результаты хорошо известны, одним из них является создание «бесправной личности и беззаконных толп»346. Остается надеяться, что сам избыток страдания и безумства в конце концов откроет глаза даже тем, кто не хочет видеть.
Рост местного самоуправления
Первое, что должен осознать иностранец, желающий понять российские условия, это бессмысленность точки зрения, согласно которой единственными существенными факторами в этой стране являются царское правительство и инстинкты толпы
Исторические предшественники