По условиям исторического прошлого, громадности территории, сложных и опасных международных отношений, для России скорее подходит система, приближающаяся к германскому конституционному типу, т. е. допускающая значительную самостоятельность и влияние монархического фактора. Такой постановки соответствовало бы предоставление императору, помимо общих полномочий по охране и приведению в действие законов, по созванию и распущению палат, непосредственного руководства военными силами государства и его международными отношениями. Как известно, эти ведомства находятся фактически в заведывании германского императора, хотя выработка бюджета и законов с одной стороны, право запроса – с другой дают возможность рейхстагу существенно влиять на установление порядка в этих областях, проверять и сдерживать требования на военные и морские нужды, высказываться по вопросам международной политики. Конечно, в подобном положении есть неудобства и неясности, не устранена и возможность столкновений, как показал известный прусский конфликт шестидесятых годов, между властью короля, как военачальника и руководителя внешней политики, и народным представительством362. Необходимыми условиями для такого распределения влияния в известной области между двумя самодеятельными силами служат, во-первых, благоразумное сознание сторон, что распря между ними прежде всего вредно отразится на интересах государства, во-вторых, доказанная компетентность и авторитет каждой из заинтересованных сил в своей специальной области. Громадный авторитет прусского короля и германского императора в военных и дипломатических вопросах, без сомнения, зависит прежде всего от необыкновенных заслуг монархии в эпоху борьбы за национальное единство, а самый конфликт с народным представительством разрешился в благоприятном смысле для прусского короля и его министров лишь потому, что они на деле доказали свою дальновидность, твердость воли и искусство. Если бы войны 1864 и 1866 гг. обнаружили в Мольтке363 и Бисмарке легкомыслие, неподготовленность и неспособность, то исход конституционного конфликта был бы, несомненно, иной. Точно так же и в последующие годы железный канцлер и талантливый Вильгельм II364 удержали за короной авторитет, потому что действовали согласно немецкой поговорке: «Amt giebt Verstand»– «по сану и разум».
Ликвидации России не может желать никто в Европе, за исключением, пожалуй, Германии, которая выигрывает уже теперь от нарушения политического равновесия, вызванного русско-японской войной. Не могут желать этой ликвидации даже поляки, которые тогда бесповоротно подпадут под немецкое владычество. Что же касается до русских, то, как бы они ни были враждебны завоеваниям и милитаризму, как бы они ни были равнодушны к внешнему могуществу и престижу родины, немногие захотят отречься от дела 1812 года и от наследия Петра Великого. А если ввиду надвигающегося монгольского, балканского, австрийского и других вопросов нужна не разваливающаяся федерация, а сильная держава, то нужно и единство командования, нужна единоличная власть, воплощающая национальные интересы и могущество. Подобные власти с диктаторским характером возникают в случае национальных войн даже в республиках, – таковы были власти Линкольна365 и Гамбетты366. Но современные войны еще более прежних зависят в своем ходе от систематической и долгой подготовки, и при этой подготовке последовательность, энергия, иногда скрытность планов и действий играют большую роль.
Все это – свойства, которые чаще встречаются в среде централизованного управления, нежели в широких и подвижных кругах народных организаций. Более отдаленные эпохи военной и дипломатической истории России обнаруживают если не умение экономно расходовать народные средства, то понимание общих задач, ловкость в пользовании обстоятельствами и организационную силу Трудно думать, чтобы возникающее народное представительство оказалось способным в ближайшем будущем принять бремя внешней политики государства и заботы об его военных силах: в этих отношениях наше общество всегда менее подготовлено и в силу реакции против правительственного милитаризма настроено слишком отрицательно. Остается надеяться, что бдительная критика правительственных мероприятий в этой области, проверка требований при обсуждении бюджета и возможность раскрытия злоупотреблений ведомств и отдельных лиц, хотя бы высокопоставленных, послужат достаточным обеспечением порядка, деловитости и добросовестности, а общий подъем духа и достоинства в национальной жизни отзовется благотворно на личном составе военных и дипломатических кругов. История покажет, насколько осуществима в действительности попытка установить известное равновесие на этой почве между монархией и народовластием, но во всяком случае такого рода попытка и желательна, и неизбежна. Было бы наивно думать, что роль монархии в русской истории окончена или что она может быть сведена на исполнение церемониальных обязанностей; надо стремиться к тому, чтобы роль эта была благотворительная, а не обструктивная.