Указывая на все эти затруднения, я нисколько не имею в виду высказаться за безусловное сохранение общины. Я полагаю, что в России предстоит распадение традиционной общины и что аграрное законодательство должно по возможности облегчить и разумно направить этот неизбежный переход. Можно, пожалуй, высказать и некоторые предположения относительно желательных форм законодательного воздействия. Оно получит смысл лишь под условием тесной связи между преобразованиями юридических форм и сельскохозяйственными улучшениями. Дело не в отрицательной мере отмены общинных прав, а в более рациональном распределении участков и хозяйства на них. Поэтому как раз закрепление разбросанных полос в личную собственность является особенно нежелательным и выход из общины должен быть нормально связан с образованием так называемых отрубных участков, притом по соображениям и указаниям самих крестьянских обществ. Можно облегчить условия для расторжения общинного союза его членами, поставить его, напр[имер], в зависимость от требований половины членов. Но во всяком случае освобождение от общины должно совершаться по собственной инициативе участников, без прямого или косвенного принуждения, без юридического насилия вроде игнорирования частных переделов, как проявление общинного права на землю. Эти и многие иные соображения могут быть выставлены с значительной степенью убедительности. Но цель моей статьи не в том, чтобы проводить то или другое из этих соображений, а в том, чтобы высказаться в пользу более спокойного, обдуманного, беспристрастного, государственного способа разработки аграрного вопроса, рокового вопроса, от правильного разрешения которого зависит будущность России.
Россия и «Армагеддон»
Россия: Психология нации
В это время кризиса, когда столкновение идей кажется не менее неистовым, чем сражение войск, обязанность тех, кто располагает достоверной информацией по тому или иному пункту спора, высказаться твердо и ясно. Я хотел бы представить некоторые наблюдения о немецкой и русской концепциях сущности культуры. Мое притязание быть услышанным основано на том факте, что я обладаю привилегией быть тесно связанным с русской, немецкой и английской жизнью. Как русского либерала, вынужденного отказаться от почетного положения дома из-за своих убеждений, меня едва ли можно заподозрить в раболепии перед русской бюрократией.
Я поражен той настойчивостью, с которой немцы представляют свое участие в этой всемирной борьбе как дело цивилизации, противостоящее московскому варварству; и я не уверен, что некоторые из моих английских друзей не чувствуют нежелания встать на сторону подданных царя [в борьбе] против соотечественников Гарнака422 и Эйкена423. Однако хотелось бы узнать, с каких пор немцы заняли такую позицию? Они не были столь щепетильны во время «войны за освобождение», в ходе которой родилась современная Германия. В то время народ Восточной Пруссии с нетерпением ждал появления казаков как предвестников русских войск, которые должны были освободить его от ига Наполеона. Думали ли пруссаки и австрийцы об унизительности союза с московитами и о превосходстве «Гражданского кодекса», когда русская гвардия стояла как скала у Кульма [121] против отчаянной атаки Вандамма424? Возможно к этому времени жители Берлина уже стерли барельеф в Аллее победителей, который представляет принца Вильгельма Прусского425, будущего победителя при Седане426, искавшего спасения в каре Калужского полка! [122] Русская кровь проливалась в многочисленных битвах за дело немцев и австрийцев. Возможно, нынешнего Армагеддона можно было бы избежать, если бы царь Николай I оставил без поддержки габсбургскую монархию в 1849 году и не сокрушил неблагоразумно независимость Венгрии427. На нашей памяти доброжелательный нейтралитет России защитил Германию от атаки с тыла противниками Садовы428. Могут ли все эти факты оправдывать себя лишь на том основании, что презренные московиты могут быть полезны от случая к случаю как «пушечное мясо», но становятся виновными в святотатстве, как только они выступают против немецких вахмистров в «блестящих доспехах». Старшие поколения Германии еще не пришли к такому удобному выводу. Последним советом, который основатель Германской империи дал своему внуку на смертном одре, был совет сохранять добрые отношения с той самой Россией, которую теперь объявляют худшей смесью отвратительных черт Византии, татар и московитов.