Россия: у истоков трагедии 1462-1584

Так и продолжалось примерно до 1500 года, когда вдруг «одна такая мир-экономика сумела избежать этой судьбы. По причинам, которые требуют объяснения, со­временная миросистема родилась из консолидации миро­вой экономики. Вследствие этого у нее было время до­стичь своего полного развития в качестве капиталистичес­кой системы»⁵. То есть, говоря общепонятным языком, началась история. Течение времени обрело вдруг смысл, который еще полтора столетия назад сформулировал Ге­гель (разумеется, «миросистемный анализ» никаких таких выводов из изложенной выше теории не делает. По причи­не политической корректности гегелевские термины, как «прогресс в осознании свободы», для него табу, хотя именно они здесь вроде бы логически следуют).

Как видим, масштабы исследования и дефиниции, не­ясность которых преследовала традиционных историков, изменились здесь до неузнаваемости. Но помогает ли нам это выскользнуть из старой биполярной ловушки? Посмотрим, что имеет в виду Валлерстайн под «мир-им­периями». Оказывается, что в них «основной логикой си­стемы является взимание дани с непосредственных про­изводителей (главным образом сельских...), которая передается вверх к центру и перераспределяется через тонкую, но важнейшую сеть чиновников»⁶. Вам это ниче­го не напоминает, читатель? Для меня тут почти букваль­ное описание виттфогелевского «агродеспотизма». Здесь и дань, которая взимается с непосредственных произво­дителей, и монополия государства на национальный до­ход страны, и «агроменеджериальная элита», поработив­шая общество.

Добавим к этому, что Валлерстайн употребляет слово «история» в применении к периоду мир-империй в кавыч­ках⁷, и увидим, что автор практически во всем соглашает­ся с Виттфогелем (и, заметим в скобках, с Марксом). Только Маркс называл это «азиатским способом произ­водства», а Виттфогель заключил из этого, что большая часть истории человечества приходится на эру хронически застойной антицивилизации. Так или иначе перед нами не­ожиданно возникает, пусть в маске «мир-империй», один из полюсов все той же биполярной модели. Тот самый, к которому классики западной историографии на наших глазах настойчиво пытались причислить Россию.

Мало того, разве не Европу имеет в виду Валлерстайн, когда говорит о динамичной «мир-экономике», стреми­тельно вдруг прорвавшей около 1500 года тысячелетний деспотический застой? Конечно, Европу. И хотя упомина­ет он, что прорыв этот случился «по причинам, которые требуют объяснения», мы очень скоро увидим, что про­изошел он именно по причине утверждения абсолютизма. Но если так, то с чем же, собственно, оставляет нас ульт­расовременный «миросистемный анализ»? Да, термины иные, тем более что европейский абсолютизм здесь тоже выступает в маске «мир-экономики». Но ведь сути-то дела весь этот маскарад не меняет нисколько. Все та же перед нами старая-престарая традиционная биполярная модель. И место России между ее непримиримыми полюсами так же темно, как и раньше.

ДВА СЛОВА О МЕТОДОЛОГИИ

Несообразность ситуации усугубляется еще и тем, что ни одна из методологий, с которыми мы до сих пор стал­кивались, не сумела вывести нас из этого порочного кру­га. Ни работы экспертов, прилежно копающих грядки од­ного какого-нибудь десятилетия (или столетия), с которы­ми пришлось нам иметь дело в первой части книги. Ни по­леты мысли глобалистов, с которыми познакомились мы в теоретических главах. И те и другие, независимо от мас­штабов исследования, остались, как мы видели, пленника­ми одной и той же архаичной модели политической все­ленной.

Более того, обратившись от «экспертизы без мудрос­ти», говоря словами профессора Чаргоффа, к самому источнику этой мудрости, убедились мы, что как раз он, источник этот, и оказался рассадником мифов, бессозна­тельно усвоенных ничего не подозревающими эксперта­ми. Похоже, язык, на котором мы спорим, привел нас к че­му-то очень напоминающему диалог глухих.

Я не знаю, существует ли адекватная методологичес­кая середина между двумя этими крайностями. Ну, допу­стим, жанр философии национальной истории, который позволил бы избежать как близорукого копания на изо­лированных «грядках», так и абстрактного космического размаха мыслителей-глобалистов. То есть в принципе жанр такой, без сомнения, существует, по крайней мере, в немецкой и русской историографии. Но и в Германии, и в России он традиционно был исключительным доме­ном националистов. Изобрели его немецкие романтики- тевтонофилы эпохи наполеоновских войн. Они назвали его Sonderweg, «особый путь», предназначенный отде­лить Германию с ее высокой Kultur от бездуховной евро­пейской Zivilization. В 1830-е подхватили эстафету славя­нофилы, естественно приписавшие Kultur России, оста­вив мещанскую Zivilization Европе, объединив ее таким, образом, в понятии изначально чуждой нам «романо-гер- манской» цивилизации.