Россия: у истоков трагедии 1462-1584

И уж тем более нельзя сказать, что за существующий порядок стоял царь, когда «пожаловал [бояр] как дворо­вых слуг своих в звание холопов государевых». Никогда до того, даже и в домонгольские времена, не были бояре, как объяснил нам опять-таки Ключевский, холопами. Их аристократический статус признавала, как мы от него слышали, «сама власть». И ни в домонгольские, ни в мон­гольские, ни тем более в постмонгольские времена не смела эта власть трактовать их как холопов. А когда Грозный попытался распространить «вотчинный» поря­док на бояр-советников, он перечеркивал традицию, на­рушал нравственно обязательную «старину». Другими словами, царь столь же мало отстаивал «существующее», как и его оппонент.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ БАНКРОТСТВО БОЯРСТВА

Можно, конечно, сказать в оправдание московского бо­ярства, что политический процесс в России XVI века сам по себе, стихийно шел в направлении институционализа- ции Земского Собора и ограничения власти царя. И, впол­не вероятно, дошел бы — когда б не сопротивление контрреформистской коалиции, превратившее царя, а не Земский Собор в верховного арбитра между двумя непри­миримыми государственными стратегиями. Но ведь в том- то и заключается политическое лидерство, чтоб транс­формировать спонтанный процесс в сознательный, чтоб предвидеть реакцию оппонентов и подготовиться к отра­жению их неминуемого контрнаступления.

Ничего этого не сделало московское боярство. Своих союзников нестяжателей оно предало, организовать по­литически предбуржуазию не смогло — ни на Соборе, ни вне его. Короче, не сумело обеспечить политическое лидерство подспудно формировавшейся реформистской коалиции. И этого оказалось достаточно, чтоб все рефор­мы Правительства компромисса пошли прахом. Чтоб даже политические факты превратились в «политические меч­ты». Таков должен быть приговор истории. У боярства был шанс, но оно не сумело им воспользоваться. И в этом смысле оказалось политическим банкротом.

Я старался избавить здесь читателей от необходимости следовать за капризной мыслью Курбского, многократно повторявшего разными словами одно и то же. Мы вос­пользовались блестящей способностью Ключевского схватить квинтэссенцию переписки. Но если попытаться выразить основной смысл посланий мятежного князя в одной фразе, то получилось бы вот что: покуда царь сле­довал советам своего правительства, Русь процветала и побеждала врагов. А когда он прогнал и казнил бояр-со­ветников — она пала, истерзанная и обессиленная, под копыта чужих коней.

Таким образом, именно князю Андрею принадлежат оба главных представления, доминировавших в первоэпо- ху Иванианы:

а) представление о двух периодах деятельности Гроз­ного — «голубом» (реформистском) и «черном» (терро­ристическом);

б) представление, что опричнина была результатом конфликта между царем и боярством.

ПЕРВЫЙ «ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ КОШМАР»

Издатель посланий Курбского академик Николай Уст- рялов заметил однажды, за много лет до основополагаю­щих лекций Ключевского, что «до появления в свет IX то­ма «Истории государства Российского» у нас признавали Иоанна государем великим: видели в нем завоевателя трех царств и еще более — мудрого, попечительного за­конодателя; знали, что был он жестокосерд, но только по темным преданиям и отчасти извиняли во многих делах для утверждения блистательного самодержавия. Сам Петр Великий хотел оправдать его... Такое мнение поко­лебал Карамзин, который объявил торжественно, что Иоанн в последние годы своего правления не уступал ни Людовику XI, ни Калигуле; но что до смерти первой супру­ги своей, Анастасии Романовны, он был примером монар­хов благочестивых, мудрых, ревностных к славе и счастью отечества»⁴⁵.

Устрялов и прав и не прав. Строго говоря, в сопоставле­нии с историческими источниками, мнение его действи­тельности не отвечает. Мы только что видели, как уже в 1560-е Курбский разделил правление Грозного на те же два периода. Карамзин следовал этому делению букваль­но. Он даже разбил свое описание этого царствования на два тома. Том VIII, посвященный «голубому» периоду, за­канчивается так: «Здесь конец счастливых дней Иоанна и России, ибо он лишился не только супруги, но и добро­детели»⁴⁶. Том IX, соответственно, открывается таким за­явлением: «Приступаем к описанию ужасной перемены в душе царя и в судьбе царства»⁴⁷.