Россия: у истоков трагедии 1462-1584

Наконец, последнюю, четвертую особенность «русско­го деспотизма» Виттфогель комментирует так: «Превра­щение условного землевладения в частное в 1762 г. осво­бодило правительство от одной из его важных менедже- риальных обязанностей... Но еще до этого режим взвалил на себя другую: управление и надзор за новой (в особен­ности тяжелой) индустрией. В конце XVIII века на государ­ственных предприятиях было занято почти две трети ра­бочих. И хотя в XIX веке частный сектор заметно расши­рился, до освобождения крестьян большая часть рабочих продолжала трудиться на государственных предприяти­ях... К 1900 г. правительство все еще контролировало, ли­бо непосредственно, либо посредством лицензий, около 45% всех крупных современных предприятий»¹⁸.

Это рассуждение тоже создает проблему — даже не­сколько проблем. Прежде всего требует объяснения сам исходный пункт автора. Я говорю о «превращении» ус­ловного землевладения в частное, т.е. о феномене ни в каком, деспотическом государстве невозможном. В конце концов, Виттфогель основывает всю свою кон­цепцию «тотальной власти» на одной цитате из Маркса: «В Азии государство — верховный собственник земли. Суверенитет здесь и есть собственность на землю в наци­ональном масштабе... Никакой частной собственности здесь не существует»¹⁹.

Как же, в таком случае, объяснить «превращение» 1762 года? Следует ли нам думать, что с этого года само­державие перестает быть восточным деспотизмом? Я не говорю уже о том, что вотчинное, т. е. частное и наследст­венное землевладение практически никогда, как мы еще увидим, не переставало в России существовать. Ведь это очевидная аномалия, и, даже принадлежи здесь государ­ству вся промышленность, ровно ничего это обстоятельст­во не изменило бы. Тем более что, согласно Виттфогелю, вся промышленность в России государству тоже не при­надлежала. Мало того, чем дальше, тем большая ее часть оказывалась именно в частных руках. Опять же ведь не сходятся здесь концы с концами.

Как видим, не сумел Виттфогель преодолеть сформули­рованные им самим трудности. Не влезала Россия в нишу «одноцентрового полумаргинального подтипа», предназ­наченного для нее в его теории. Боюсь, что заключение, ко­торое неумолимо из этого следует, для этой теории убийст­венно. «Монгольской России» просто не существовало.

ПОПУТНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ

Надеюсь, у читателя не осталось сомнений, что перед нами жестокое поражение историка. И вовсе не одной лишь его попытки причислить Россию к деспотической се­мье. Всей его тевтонски тяжеловесной методологии, кото­рая насмерть привязала одну из главных в истории форм политической организации общества к «гидравлике», вы­нудив его выстраивать неуклюжую иерархию агродеспо- тизмов.

Очевидная уязвимость этой методологии не должна, однако, заставить нас выплеснуть, как говорится, вместе с водой и младенца. К сожалению, именно это принято се­годня делать в ультрасовременной «цивилизационной» и «миросистемной» литературе. Достаточно сказать, что самый модный в наши дни автор этого направления Сэмю- эл Хантингтон даже не упомянул Виттфогеля в числе сем­надцати (!) своих предшественников, хотя состоят в этом списке и куда менее значительные фигуры²⁰.

Отчасти объясняется это, наверное, парализующей со­временных историков диктатурой «политической коррект­ности» (в конце концов, прикреплен деспотизм у Виттфо- геля к Азии, а политический прогресс к Европе. Между тем сказать, что европоцентризм нынче не в моде, значит ниче­го не сказать. Он практически приравнен к нарушению об­щественных приличий). Еще важнее, однако, другое. Витт- фогелю просто не повезло. Введенная им в современный научный оборот (а точнее, конечно, возрожденная) катего­рия «политической цивилизации» пришлась не ко двору господствующей сегодня релятивистской школе «цивили­зации культурной», которая, подобно евразийству, отвер­гает гегелевскую формулу политического прогресса.

Эта школа определяет «цивилизацию», по словам вид­нейшего из ее современных лидеров Иммануила Валлер- стайна, как «особое сплетение (concatenation) мировоз­зрений, обычаев, структур и культуры (как материальной, так и высокой), которое формирует своего рода историче­ское целое и сосуществует (хотя и не всегда одновремен­но) с другими разновидностями этого феномена»²¹.

Сравните эту расплывчатую формулу с классически чет­кой гегелевской, и разница тотчас бросится в глаза. Витт- фогель, принадлежавший к гегелевской традиции, обра­тил внимание на то, что на протяжении всей человеческой истории преобладала своего рода антицивилизация, де­лавшая политический прогресс невозможным. Неспособ­ная, другими словами, не только к саморазвитию, но и к са­моразрушению. И в этом смысле стоявшая вне истории. Единственный способ открыть ее для «осознания свобо­ды», говоря гегелевским языком, состоял в том, чтоб раз­рушить ее извне. История, как мы ее знаем, просто не со­стоялась бы, не будь эта антицивилизация, которую ВитТ- фогель обозначил как восточный деспотизм, устранена с исторической арены.