Россия в концлагере

Шацъ въ Москвѣ, въ "центрѣ" — у себя дома, она тамъ свой человѣкъ, у нея тамъ всякіе "свои ребята" — и Кацы, и Пацы, и Ваньки, и Петьки — по существу такіе же "корешки", какъ любая банда сельсовѣтскихъ активистовъ, коллективно пропивающихъ госспиртовскую водку, кулацкую свинью и колхозныя "заготовки". Для этого центра всѣ эти Якименки, Видеманы и прочіе — только уѣздные держиморды, выскочки, пытающіеся всякими правдами и неправдами оттѣснить ихъ, "старую гвардію", отъ призрака власти, отъ начальственныхъ командировокъ по всему лицу земли русской, и не брезгающіе при этомъ рѣшительно никакими средствами. Правда, насчетъ средствъ — и "старая гвардія" тоже не брезгуетъ. При данной комбинаціи обстоятельствъ средствами придется не побрезговать и мнѣ: что тамъ ни говорить, а литературная обработка фразы тов. Шацъ о близости къ вождямъ — къ числу особо джентльменскихъ пріемовъ борьбы не принадлежитъ. Оно, конечно, съ волками жить, по волчьи выть — но только въ Совѣтской Россіи можно понять настоящую тоску по настоящему человѣческому языку, вмѣсто волчьяго воя — то голоднаго, то разбойнаго...

Конечно, если у Якименки есть связи въ Москвѣ (а, видимо, — есть, иначе, зачѣмъ бы ему туда ѣхать), то онъ съ этимъ протоколомъ обратится не въ ГУЛАГ и даже не въ ГПУ, а въ какую-нибудь совершенно незамѣтную извнѣ партійную дыру. Въ составѣ этой партійной дыры будутъ сидѣть какіе-то Ваньки и Петьки, среди которыхъ у Якименко — свой человѣкъ. Кто-то изъ Ванекъ вхожъ въ московскій комитетъ партіи, кто-то — въ контрольную партійную комиссію (ЦКК), кто-то, допустимъ, имѣетъ какой-то блатъ, напримѣръ, у товарища Землячки. Тогда черезъ нѣсколько дней въ соотвѣтствующихъ инстанціяхъ пойдутъ слухи: товарищъ Шацъ вела себя такъто —дискредитировала вождей. Вѣроятно, будетъ сказано, что, занимаясь административными загибами, тов. Шацъ подкрѣпляла свои загибы ссылками на интимную близость съ самимъ Сталинымъ. Вообще — создается атмосфера, въ которой чуткій носъ уловитъ: кто-то вліятельный собирается товарища Шацъ съѣсть. Враги товарища Шацъ постараются эту атмосферу сгустить, нейтральные станутъ во враждебную позицію, друзья — если не очень близкіе — умоютъ лапки и отойдутъ въ стороночку: какъ бы и меня вмѣстѣ съ тов. Шацъ не съѣли.

Да, конечно, Якименко имѣетъ крупные шансы на побѣду. Помимо всего прочаго, онъ всегда спокоенъ, выдержанъ, и онъ, конечно, на много умнѣе тов. Шацъ. А сверхъ всего этого, товарищъ Шацъ — представительница той "старой гвардіи ленинизма", которую снизу подмываютъ волны молодой сволочи, а сверху организаціонно ликвидируетъ Сталинъ, подбирая себѣ кадры безтрепетныхъ "твердой души прохвостовъ". Тов. Шацъ — только жалкая, истрепанная въ клочки, тѣнь былой героики коммунизма. Якименко — представитель молодой сволочи, властной и жадной... Болѣе или менѣе толковая партійная дыра, конечно, должна понять, что при такихъ обстоятельствахъ умнѣе стать на сторону Якименки...

Я не зналъ, да такъ и не узналъ, какія дѣловыя столкновенія возникли между тов. Шацъ и Якименкой до нашего пресловутаго засѣданія, — въ сущности, это и не важно. Товарищъ Шацъ всѣмъ своимъ существомъ, всѣхъ своимъ видомъ говоритъ Якименкѣ: "я вотъ всю свою жизнь отдала міровой революціи, отдавай и ты". — Якименко отвѣчаетъ: "ну, и дура — я буду отдавать чужія, а не свою". Шацъ говоритъ: "я соратница самого Ленина". Якименко отвѣчаетъ: "твой Ленинъ давно подохъ, да и тебѣ пора". Ну, и такъ далѣе...

Изъ всей этой грызни между Шацами и Якименками можно, при извѣстной настроенности, сдѣлать такой выводъ, что вотъ, дескать, тов. Шацъ (кстати — и еврейка) это символъ міровой революціи, товарищъ же Якименко — это молодая, возрождающаяся и національная Россія (кстати — онъ русскій или, точнѣе, малороссъ), что Шацъ строила ГУЛАГ въ пользу міровой революціи, а Якименко истребляетъ мужика въ пользу національнаго возрожденія.

Съ теоріей національнаго перерожденія Стародубцева, Якименки, Ягоды, Кагановича и Сталина (русскаго, малоросса, латыша, еврея и грузина) я встрѣтился только здѣсь, въ эмиграціи. Въ Россіи такая идея и въ голову не приходила... Но, конечно, вопросъ о томъ, что будутъ дѣлать якименки, добравшись до власти, вставалъ передъ всѣми нами въ томъ аспектѣ, какого эмиграція не знаетъ. Отказъ отъ идеи міровой революціи, конечно, ни въ какой мѣрѣ не означаетъ отказа отъ коммунизма въ Россіи. Но если, добравшись до власти, якименки, въ интересахъ собственнаго благополучія и, если хотите, то и собственной безопасности, начнутъ сворачивать коммунистическія знамена и постепенно, "на тормозахъ", переходить къ строительству того, что въ эмиграціи называется національной Россіей (почему, собственно, коммунизмъ не можетъ быть "національнымъ явленіемъ", была же инквизиція національнымъ испанскимъ явленіемъ?), — то тогда какой смыслъ намъ троимъ рисковать своей жизнью? Зачѣмъ предпринимать побѣгъ? Не лучше ли еще подождать? Ждали вѣдь, вотъ, 18 лѣтъ. Ну, еще подождемъ пять. Тяжело, но легче, чѣмъ прорываться тайгой черезъ границу — въ неизвѣстность эмигрантскаго бытія.