Россия в поворотный момент истории

Цели, которые преследовали Ленин и немецкие «миротворцы», были диаметрально противоположными и, безусловно, несовместимыми, однако общим было средство их достижения – уничтожение боевого духа в России. Споры деморализации, распространяемые большевиками, быстро заразили всю армию. Все попытки возобновить подготовку к сражениям сталкивались с решительным сопротивлением солдат по всему фронту. Находились роты, полки и целые дивизии, где в комитетах взяли верх большевики-пораженцы и платные германские агенты. Комитеты в этих частях подвергали офицеров и комиссаров непрерывной травле. Приказы не выполнялись, а командиры, неугодные комитетам, сменялись опытными демагогами или бесчестными оппортунистами.

Несомненно, все это очень сильно затрудняло восстановление боеспособности Русской армии; тем не менее после Стохода и поражения армий генерала Нивеля германо-большевистская коалиция все же не смогла, по крайней мере в тот момент, достичь своих целей и полностью парализовать военные усилия России.

Возрождение боевого духа

На фронте возрождалось убеждение, что долг армии – защищать страну.

В своем последнем письме генералу Нивелю (от 20 марта) генерал Алексеев писал: «…появились первые признаки нормализации положения, и этому процессу содействует непосредственная близость врага».

Действительно, в начале апреля съезды различных комитетов начали отправлять в Петроград делегации, требуя немедленно возобновить полномасштабное производство на оборонных заводах и призывая нацию оказать всестороннюю поддержку защитникам отечества.

На первом съезде делегатов-фронтовиков, состоявшемся 22 апреля, на котором мы с Гучковым выступали с откровенным и подробным изложением своей позиции, практически не нашлось никого, кто поддержал бы пораженческие взгляды Ленина. Резолюция, принятая большинством голосов, точно отражала новые настроения солдат в окопах.

Однако и в конце апреля германские дивизии по-прежнему перебрасывались с Русского на Западный фронт.

Спокойная реакция со стороны германского Верховного командования на всплеск патриотизма в комитетах и среди солдат была вполне естественна и понятна, поскольку Гучков и его коллеги для восстановления дисциплины на театре военных действий не прибегали к иным мерам, нежели словесные увещевания. Напротив, они все больше и больше уступали требованиям военной секции Петроградского Совета.

В конце апреля комиссия по пересмотру законов и установлений, относящихся к военной службе[81], представила военному министру проект «прав военнослужащих». Этот проект представлял собой почта точное воспроизведение пресловутой «Декларации о правах солдат», опубликованной 9 марта военной секцией Петроградского Совета и широко распространявшейся на фронте.

Проект Поливанова лишал офицеров каких-либо дисциплинарных полномочий, даже во время непосредственных боевых операций, и разрешал вмешательство со стороны комитетов в процесс назначения, смещения и перемещения командного офицерского состава. Иными словами, он решительно противоречил политике Временного правительства, которое в своем первом обращении к стране о принципах своей политики объявляло:

«…Пределы политических свобод военнослужащих ограничиваются необходимыми условиями военных и технических обстоятельств…» (пункт 2)

и что

«…не допускаются никакие ограничения гражданских прав солдат при условии строгого соблюдения воинской дисциплины и выполнения воинского долга…» (пункт 8).

Гучков сместил генерала Поливанова с поста председателя комиссии и назначил на его место своего ближайшего сподвижника, заместителя министра генерала Новицкого, поручив ему изменить текст проекта. Два или три дня спустя Новицкий сказал Гучкову, что декларация принята единогласно и без всяких изменений.

В этот момент, когда армия снова преисполнилась боевого духа, Гучков, вместо того чтобы положить конец играм генералов и штатских, невежественных в военных вопросах, решил уйти в отставку. О своем решении он сообщил в следующем письме князю Львову:

«1 мая 1917.

Ввиду тех условий, в которые поставлена правительственная власть в стране, в частности власть военного и морского министра в отношении армии и флота; условий, которые я не в силах изменить и которые грозят роковыми последствиями армии и флоту, и свободе, и самому бытию России, – я по совести не могу далее нести обязанности военного и морского министра и разделять ответственность за тот тяжкий грех, который творится в отношении Родины, и потому прошу Временное правительство освободить меня от этих обязанностей».

Это письмо, опубликованное 2 мая, огульно возлагало вину на всех членов Временного правительства за исключением самого Гучкова.