Порвав таким не слишком джентльменским образом с Временным правительством и с теми демократическими элементами в стране, чьей поддержкой он пользовался, Гучков рассчитывал сплотить вокруг себя всех тех офицеров, которые в результате краха монархии оказались на фронте в затруднительном, а порой и в невыносимом положении. Но он просчитался. Будучи военным министром, Гучков лишился доверия Верховного командования из-за своих связей с комиссией Поливанова, но не приобрел популярности среди солдат и матросов. Таким образом он оказался в полной изоляции.
Получив письмо Гучкова, князь Львов созвал заседание правительства, которое выступило с официальным заявлением об отставке Гучкова. После этого встал вопрос о его преемнике. Поскольку отставка Гучкова, несомненно, была вызвана не только его личным несогласием с политикой правительства, но и аналогичной позицией многих высших военных чинов, Львов предложил проконсультироваться по этому вопросу с главнокомандующим – генералом Алексеевым. Предложение было единогласно одобрено, и князь Львов поручил В.В. Вырубову[82]
доставить Алексееву письмо, в котором ему предлагалось назвать своего кандидата.На следующий день перед началом заседания правительства Львов пригласил меня в свой кабинет. Вырубов сообщил из Могилева по телефону, что после совещания с командующими всех фронтов генерал Алексеев передал ему лист бумаги с двумя фамилиями – Керенский[83]
и Пальчинский[84].– Имя Пальчинского, – добавил Львов после раздумий, – лишь подчеркивает тот факт, что, по мнению всех командующих, вы являетесь единственным возможным кандидатом, поскольку они понимают, что, хотя Пальчинский – превосходный организатор, он недостаточно известен общественности и почти неизвестен на фронте. Они знают, что нам нужен человек с вашим положением, которому доверяют страна и армия. Ваш долг – занять этот пост, и вы не вправе отказываться.
Должен со всей искренностью признаться, что с самого начала тучковского кризиса меня не оставляло предчувствие, что мне придется нести тяжелое бремя его наследства. Вероятно, именно из-за этого чувства я 29 апреля так настойчиво старался отговорить Гучкова от отставки, обещая свою поддержку и пытаясь убедить его, что психологический климат на фронте меняется в лучшую сторону. Сама мысль о том, чтобы взвалить на себя столь колоссальную ответственность, ужасала меня, и я не мог дать немедленного ответа. Я покинул совещание, пообещав вернуться, как только приму решение. Пока я снова и снова обдумывал этот вопрос в тиши своего кабинета в Министерстве юстиции, мне поначалу казалось совершенно немыслимым на сколько-нибудь продолжительное время отказаться от участия в общем политическом руководстве страной. Правительственная коалиция еще не настолько окрепла, чтобы предоставить ее собственной участи. С такой мыслью я было потянулся к телефону, чтобы сообщить о своем отказе, когда меня неожиданно охватило понимание того, что случится с моей работой, с правительством и с Россией, если «перемирие» будет продолжаться. Через два-три месяца Русский фронт окончательно развалится, генеральный план Гинденбурга – Людендорфа завершится успехом на Западе, и Россия окажется в полной власти немецких претендентов на мировое господство.
Такой исход следовало предотвратить любой ценой! Никто в России не собирается заключать сепаратного мира с Германией. Россия не допустит поражения ее союзников, ибо связана с ними общей судьбой. Планы Гинденбурга должны быть сорваны, а для этой цели необходимо возобновить военные действия на Русском фронте.
После нескольких часов мучительной внутренней борьбы я в конце концов понял, что ни у правительства, ни у Верховного командования, ни у меня самого нет альтернативы, и сообщил Львову по телефону, что согласен занять предложенную должность.
Глава 16
Наступление
К утру 2 мая, после напряженной пятидневной битвы с социалистическими партиями по поводу предложения князя Львова направить своих представителей в кабинет, правительственный кризис завершился.
Немцы, введенные своими агентами в полное заблуждение относительно внутреннего положения и расстановки политических сил в России, во время апрельского мятежа большевиков вели подготовку к проведению мирных переговоров в той или иной форме. Они считали, что отставка Милюкова и Гучкова послужит решающим шагом к заключению сепаратного мира. Но они ошибались.
5 мая новый кабинет[85]
, в состав которого вошли социалисты, выступил с декларацией. В первом ее пункте говорилось, что правительство, «отвергая в согласии со всем народом всякую мысль о сепаратном мире», как можно скорее проведет с союзниками переговоры о путях и средствах такого изменения целей войны, чтобы заключить всеобщий демократический мир в соответствии с принципами, изложенными в манифесте правительства от 27 марта.