Россия в поворотный момент истории

– Вот что я вам скажу. Вы говорите, что мы должны воевать с немцами, чтобы крестьяне получили землю. Но какое мне до этого дело, если меня убьют и я никакой земли не получу?

Я понял, что он никакой не большевистский агитатор, а просто деревенский парень, выражающий вслух то, о чем думают его товарищи. В этом и заключалась его сила, против которой никакие логические аргументы не годились. Еще не зная толком, что предпринять, я медленно подошел к парню. Тот дрожал с головы до ног. Я остановился в нескольких шагах от него и, полуобернувшись к генералу, сказал:

– Немедленно отправьте его домой, в деревню. Пусть его односельчане знают, что в Русской армии не нужны трусы.

И тут совершенно неожиданно дрожащий солдат повалился ничком в обморок.

Несколько дней спустя я получил от полкового командира просьбу отменить мой приказ, поскольку тот солдат исправился и стал образцом дисциплинированности.

Из расположения 12-й армии я отправился в Двинск, где размещался штаб командира 5-й армии генерала Юрия Данилова[95]. Данилов одним из первых среди старших командиров осознал изменения в настроениях на фронте и быстро установил хорошие деловые отношения с комиссарами и армейскими комитетами. Комитет в его армии был хорошо организован уже к началу апреля и первым отправил в Петроград делегацию, чтобы призвать рабочих в тылу покончить с анархией и возобновить нормальную работу по снабжению фронта.

У меня не было времени посещать солдат в окопах, но перед отъездом в Москву я выступил в Двинске с речью перед собранием представителей всех воинских комитетов. В Москве, как и было запланировано, я провел смотр войск Московского гарнизона на Девичьем поле, встретился с кадетами Александровской военной школы, выступил на нескольких многолюдных митингах и посетил съезд партии социалистов-революционеров.

Москва оказывала очень сильное влияние на политические настроения в стране, и правительство считало своим долгом заручиться ее поддержкой нашим планам по возобновлению наступательных операций на фронте. Именно поэтому Львов просил меня съездить в Москву. Однако я не смог долго оставаться в Москве, поскольку следовало ненадолго вернуться на Юго-Западный фронт, а затем успеть в Петроград к открытию Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов.

1 июня, после трехнедельного отсутствия, я вернулся в Петроград. Два дня спустя открылся съезд. На нем присутствовало 822 делегата с правом голоса, из которых лишь 105 были большевиками.

Настроения многих делегатов проявились в инциденте, произошедшем вскоре после открытия заседания. Очевидно надеясь настроить собравшихся против правительства и его военной политики, один из делегатов-большевиков стал зачитывать обращение князя Львова к населению с призывом всячески противостоять большевистской и анархической пропаганде. Неожиданно для оратора, каждая фраза в этом воззвании встречалась бурными аплодисментами. Когда же он без малейшего смущения перешел к моему только что изданному приказу № 17 о мерах против дезертиров, аплодисменты переросли в настоящие овации. В тот момент и в зале, и в президиуме было очень легко опознать «нейтральные» элементы.

В свете этой демонстрации я полагал, что резолюция в поддержку правительства будет принята сразу подавляющим большинством голосов. Но этого не произошло по двум причинам. Во-первых, стало известно, что в реальности более 200 делегатов выступали против возобновления боевых действий, поскольку к большевикам примкнули две другие группы – меньшевики-интернационалисты и левое крыло партии эсеров. Обе эти группы обладали на съезде большим влиянием среди представителей интеллигенции.

Во-вторых, съезд не смог нормально работать из-за попытки большевиков во главе с Лениным саботировать планы наступления, проведя вооруженную демонстрацию «негодующих» солдат и рабочих, выкрикивавших лозунги: «Вся власть Советам!» и «Долой десять министров-капиталистов!»[96]

На несколько дней военные вопросы отошли в наших мыслях на второй план, и руководители съезда посвятили все свое время и энергию, чтобы сорвать заговор Ленина. И лишь когда непосредственную угрозу удалось отстранить, резолюция наконец была принята (12 июня). Однако, явно не желая обострять отношения с левой оппозицией в своих рядах, блок меньшевиков и социалистов-революционеров предложил двусмысленную резолюцию, в которой не содержалось прямого одобрения грядущего наступления, а просто констатировалось, что российские вооруженные силы должны быть готовы и к оборонительным, и к наступательным операциям, но последние следует предпринимать лишь вследствие стратегической необходимости.

Вечером 13 июня, после принятия этой абсолютно бесполезной резолюции, я выехал в Могилев, в Ставку Верховного главнокомандующего. Там мы окончательно назначили дату наступления на 18 июня. Наступлению должен был предшествовать двухдневный артобстрел вражеских позиций из тяжелых орудий в секторе, запланированном для прорыва.