Вести о нем не слишком меня встревожили – я полагал, что в столице достаточно надежных войск, – и я начал объезд тех дивизий, которым первым предстояло идти в бой 9 июля. Увиденное произвело на меня гораздо более благоприятное впечатление, чем на Деникина.
Однажды, когда я шел по опушке леса позади линии окопов, я заметил группу солдат, собравшихся под деревом в кучку и поглощенных чтением какой-то брошюры. Едва заметив нас, они зашвырнули ее за дерево и убежали в лес. «Принесите мне ее», – велел я одному из адъютантов. Быстро проглядев брошюру, я передал ее сопровождавшим меня офицерам. Это был последний номер «Товарища» – подрывного еженедельника, издававшегося для русских солдат германским штабом в Вильне. В статье под названием «Россия и наступление», под которой стояла дата «3 июля», автор, ссылаясь на Петроградское телеграфное агентство, сделал следующее любопытное предсказание: «Согласно сообщениям, полученным из России, наступление в Галиции возбудило всеобщее негодование в русском народе. Во всех крупных городах собираются толпы людей, протестующих против массовых убийств сыновей России. Нарастает волна гнева против англичан, которых все считают ответственными за продолжение ужасов войны. Керенского открыто называют предателем родины. В Москве прошли массовые демонстрации, на разгон которых брошены казаки. Нынешнее положение не может более продолжаться. «Русское слово» сообщает, что осадное положение в Петрограде ужесточилось. За последние несколько недель было арестовано много крайне левых социалистов. Газеты сообщают, что вожди крайних левых были вынуждены покинуть Петроград и скрыться в глубине страны».
Очевидно, редактор «Товарища» заранее знал о восстании большевиков 3 июля. Фактически он пытался заразить солдат на линии фронта теми же идеями, которые пропагандисты Ленина вколачивали во время восстания в головы петроградских солдат и кронштадтских матросов. Немцы выступали заодно с большевиками, призывая к свержению Временного правительства и к неповиновению военным приказам. И те и другие утверждали, будто Керенский и офицеры начали галицийское наступление, действуя по указке иностранных капиталистов. В этом выпуске «Товарища» не хватало только большевистского лозунга «Вся власть Советам» – германских союзников Ленина мало интересовало, какой режим намереваются установить большевики. Немцы хотели парализовать русские войска на фронте и разрушить административный аппарат страны, чтобы Россия оказалась в их полной власти, а после этого разгромить западных союзников. Согласно донесениям нашей разведки, германские дивизии спешно переводились на Восточный фронт. Картина складывалась ясная: готовилось двойное контрнаступление. Оно началось 3 июля с удара в спину, который нанес Ленин, а теперь следовало ожидать фронтальной атаки войск Людендорфа.
Вечером 4 июля я получил известие о прибытии в Петроград крупного отряда моряков из Кронштадта и срочную просьбу от князя Львова немедленно вернуться. Пообещав генералу Деникину, сильно обеспокоенному моим внезапным отъездом, вернуться к началу назначенного на 9 июля наступления, я на следующий день выехал в столицу. На одной из станций при подъезде к городу ко мне присоединился Терещенко, ознакомивший меня с последними новостями и предупредивший, что князь Львов окончательно решил выйти из Временного правительства. В Петрограде на станции Царское Село нас встретили полковник Якубович, командующий Петроградским военным округом генерал Половцев и почетный караул Преображенского полка. Платформа и площадь перед вокзалом были заполнены людьми всех возрастов и всех сословий, которые с энтузиазмом приветствовали меня.
Не менее восторженной была встреча на площади перед Зимним дворцом, когда я подъехал к штабу Петроградского военного округа, где с начала восстания размещалось правительство.
Не теряя времени на приветствия, я направился прямо в кабинет князя Львова. Но возбужденная толпа отказывалась расходиться и требовала моего появления. Мне несколько раз пришлось выходить на балкон и обращаться с краткими речами к собравшимся внизу людям, уверяя их, что предательское восстание уже подавлено и больше причин для тревоги нет.
Сутки, проведенные тогда в Петрограде, и особенно бессонная ночь 7 июля навсегда останутся в моей памяти. Львова я застал в состоянии ужасной депрессии. Он ждал лишь моего прибытия, чтобы выйти из правительства. В тот же день я стал министром-президентом. А поздним вечером поступило первое краткое сообщение из Ставки о том, что немцы прорвали фронт 11-й армии в Калуше и наши войска беспорядочно отступают.
Во второй половине дня 8 июля я вернулся на фронт, как и обещал генералу Деникину. Он со своим штабом уже знал о германском наступлении на Галицийском фронте, но солдаты на передовых позициях еще не слышали об этом. Так или иначе, объезжая полки, готовые на следующий день идти в бой, я убедился в их прекрасном настроении.