Россия в поворотный момент истории

Тем же вечером в лощине позади первой линии окопов у меня состоялся разговор с солдатами и офицерами. В большинстве своем они были из 2-й Кавказской гренадерской дивизии, находившейся под сильным влиянием большевистской пропаганды.

Темнело, началась артиллерийская подготовка, и над головой проносились снаряды. Все это создавало атмосферу товарищества. Казалось, что на офицеров, солдат и меня снизошло общее стремление, общее желание исполнить свой долг.

Солдаты из 2-й Кавказской гренадерской дивизии с гордостью рассказали мне, что сами избавились от всех предателей в своих рядах и теперь готовы первыми идти в атаку, что они и сделали впоследствии. Никогда за всю историю моих поездок на фронт я не ощущал такого сильного желания провести всю ночь в окопах с солдатами и на следующий день вместе с ними пойти в бой. Никогда прежде я не испытывал такого стыда за то, что сам не делаю того, к чему призываю других. Я уверен, что всем людям, занимавшим ответственные должности, довелось пережить такие мгновения глубокого презрения к самому себе, но у меня, как и у других, выбора не было; сражение должно было начаться на следующий день, а мне следовало возвращаться в Петроград и заступать на место Львова, более не способного нести бремя власти после того, что он пережил во время восстания 3 июля.

На следующий день, когда войска генерала Деникина штурмовали германские позиции, они показали себя с самой лучшей стороны. Вот что писал об этом наступлении сам генерал Людендорф:

«Наиболее яростным атакам 9 июля и в последующие дни подверглись войска командующего Восточным фронтом в Крево, к югу от Сморгони. Здесь русские прорвали ландверную дивизию, растянутую по очень длинному фронту, хотя она оборонялась с исключительной отвагой.

В течение нескольких дней положение казалось чрезвычайно серьезным, пока его не восстановили наши резервы и артиллерия. Русские покинули наши окопы. Они были уже совсем не такими, как раньше».

Если бы генерал Деникин не поддался пессимизму и не покинул 10 июля фронт, чтобы вернуться в свою ставку в Минск, возможно, что те дни, когда немцам ««положение казалось чрезвычайно серьезным», не пришли бы к такому неожиданному концу.

Нет ничего постыдного в том, что русские солдаты, среди которых было много молодых новобранцев, никогда прежде не ходивших в бой, не смогли удержать свои позиции и отразить натиск германских дивизий, пустивших в ход ядовитые газы и тяжелую артиллерию. В конце концов, закаленные французская и британская армии, не испытавшие потрясения революции, той весной тоже потерпели серьезное поражение, от которого не могли оправиться все лето. Но французские и британские генералы не вели себя так, как русские генералы, использовавшие неудачи на фронте в своих политических играх и зачастую намеренно изображая поведение своих войск в искаженном свете. Характерным примером подобных измен служит следующий инцидент.

В первых числах июля ударные части германской армии под командованием генерала фон Ботмера готовились к атаке на позиции нашей 11-й армии на Юго-Западном фронте между Зборовом и рекой Сереть. Для усиления дислоцированных немецких и австрийских войск с Западного фронта были переброшены шесть отборных германских дивизий и огромное количество тяжелой артиллерии.

На рассвете 6 июля генерал фон Ботмер предпринял яростную атаку и прорвал Русский фронт. Краткое донесение об этом событии поздним вечером того же дня поступило в правительство, а за ним последовало официальное коммюнике ставки Юго-Западного фронта, опубликованное 8 июля во всех газетах. Ошеломляющая новость о поражении повергла всю страну в состояние шока. Коммюнике гласило:

«В 10 часов утра 607-й Млыновский полк, находившийся на участке Баткув – Манаюв, самовольно оставил окопы и отошел назад, следствием чего явился отход и соседей, что дало возможность противнику развить свой успех. Наша неудача объясняется в значительной степени тем, что под влиянием агитации большевиков многие части, получив боевой приказ о поддержании атакованных частей, собирались на митинги и обсуждали, подлежит ли выполнению приказ, причем некоторые полки отказывались от выполнения боевого поручения и уходили с позиций, без всякого давления со стороны противника. Усилия начальников и комитетов побудить к исполнению приказов были бесплодны».

Однако на самом деле все происходило совсем не так.

В реальности, как выявило расследование, проведенное по приказанию главнокомандующего генерала Брусилова, дивизия была буквально сметена с лица земли огнем нескольких сот вражеских полевых орудий (в русской же дивизии их имелось только шесть) и ее потери составили 95 офицеров, включая двух полковых командиров, и до 2000 рядовых из уже неполного состава дивизии. Судя по всему, офицер, который писал это коммюнике, либо действовал по злому умыслу, либо в состоянии паники.

Из этого коммюнике генерал фон Ботмер мог заключить, что дисциплина в Русской армии находится даже в худшем состоянии, чем это было в действительности.