Россия в поворотный момент истории

Можно сослаться и на другие примеры, когда подобные недобросовестные сообщения с поля боя помогали врагу. По какому-то странному совпадению официальные донесения с фронтов неизменно подчеркивали крайний недостаток дисциплины у рядовых и доблестное поведение офицеров, никогда не упоминая о храбрости и самопожертвовании, проявленных солдатами.

За долгие годы, прошедшие со времени поражений русской революционной армии, я нередко задавался вопросом, как бы вела себя 11-я армия под огнем артиллерии фон Ботмера, если бы первые донесения о вражеском наступлении оказались правдой. Одно из самых серьезных последствий этих недобросовестных сообщений заключалось в том, что они еще сильнее подрывали дисциплину в войсках. Солдатам не требовалось ждать итогов расследования по делу Млыновского полка, чтобы понять, что полк был оклеветан, и их недоверие к офицерам начало перерастать в мстительность. Они считали, что Верховное командование пыталось переложить всю вину на их плечи с тем, чтобы вернуться к старым порядкам. Были ли оправданы подозрения солдат, сейчас уже не имеет никакого значения. Важно то, что официальные сообщения о положении на фронте прибавляли уверенности врагу, но отнюдь не нашим войскам.

Помимо этого, некоторые русские газеты, в первую очередь «Русское слово» (популярная московская газета с более чем миллионным тиражом), стали публиковать сообщения из полевой армии, представлявшие большой интерес для германского Верховного командования.

Восстановление военной цензуры на все публикации прессы, к сожалению, не решило проблему утечки информации. Военному корреспонденту «Русского слова» запретили появляться на фронте, но невозможно было проследить за всеми штабными офицерами, отвечавшими за составление официальных сводок.

Когда много лет спустя я прочитал, что писали в своих мемуарах Гинденбург, Людендорф и Гоффман о состоянии Русской армии в 1917 г., и сравнил их оценки с оценками наших русских генералов, то, к своему удивлению, понял, что германские генералы дали куда более взвешенную и благоприятную картину положения наших войск в то время, чем это сделали наши генералы.

Этот парадокс объясняется очень просто: немцы ни на минуту не забывали, что ведут войну на два фронта, и рассматривали военные операции в России в рамках единого стратегического плана, касающегося обоих фронтов, в то время как русские, очевидно забыв, что в 1917 г. Русская армия всего лишь выполняла часть общего союзнического плана, решили в своей политической кампании против ненавистного Временного правительства воспользоваться психологическими последствиями серьезных тактических ошибок, допущенных армией.

Позволю себе еще раз напомнить читателю, что после тяжелого поражения французской и британской армий на Западном фронте весной 1917 г. русское правительство и Верховное командование (генералы Алексеев и Деникин) избрали единственную возможную стратегию, которая могла спасти союзников, а в конечном счете и Россию, – наступательные операции Русской армии с целью предотвращения разгрома союзных сил на Западном фронте.

Русские войска скрупулезно выполняли эту благородную стратегию по отвлечению на себя германского огня. Перед падением монархии, к концу брусиловского наступления в октябре 1916 г, на Русском фронте находилось не менее 74 германских дивизий. В августе 1917 г. там было сосредоточено 86 германских дивизий и вся тяжелая артиллерия.

И только после неудачного корниловского заговора[99], когда Россия и фронт снова, как и в марте 1917 г, оказались в состоянии полной анархии, немцы смогли перебросить значительное число дивизий на запад. К январю 1918 г. на Русском фронте оставалось лишь 57 дивизий, а к осени 1918 г. – только 26. Но эта переброска людей и материальной части на запад произошла слишком поздно, чтобы обеспечить Германии стратегическое преимущество, поскольку даже наше «умеренное продвижение» (по выражению Гинденбурга) не позволило Людендорфу нанести сокрушительный удар на западе до прибытия американских войск.

В конце июля 1917 г. немцы начали переброску войск с Румынского и Юго-Западного фронтов к Риге, где полным ходом шла подготовка к наступлению. В тот момент на этих двух фронтах, а также на Западном фронте боевые действия прекратились. Оторвавшись от врага, русские закрепились на новых позициях. Более здравомыслящие командиры, комиссары и армейские комитеты с большим трудом сумели восстановить какое-то подобие порядка.

18 июля главнокомандующим был назначен генерал Корнилов, а 3 августа на заседании Временного правительства он выступил с весьма оптимистическим докладом об общей военной ситуации и заявил, что планирует вскоре перейти в наступление[100].

Рига

Тем временем по всему фронту происходило что-то странное. Ранее главнокомандующий объявил, что готовится к наступлению и будет, как обычно, координировать свои действия с командирами, комиссарами и выборными армейскими комитетами. Однако факты не подтверждали такого намерения.