Россия в поворотный момент истории

После падения монархии между Временным комитетом Думы и новосозданным Советом было достигнуто соглашение о том, что Россия останется без какой-либо определенной политической системы до созыва Учредительного собрания. Однако к лету двусмысленное положение России как государства без определенной формы правления стало нетерпимым. Требовалось, однозначно используя слово «республика», показать всем и каждому, что Россия является демократией и на словах, и на деле. Это было особенно существенно в тот момент, когда определенные силы пытались установить в стране диктаторский режим. Осознавая всю опасность промедления, я два раза пытался добиться провозглашения России республикой. Первая попытка была сделана сразу же после большевистского мятежа 4 июля, во время краткого пребывания в Петрограде между поездками на фронт. Вечером 6 июля на совещании представителей социалистических партий по вопросу о программе нового коалиционного правительства я настоял на включении в принимаемую декларацию двух пунктов. во-первых, о провозглашении республики и, во-вторых, о роспуске Государственного совета и Думы. Мои требования были приняты. Не дожидаясь издания декларации, я поспешно вернулся на фронт, где вскоре получил экземпляр опубликованной декларации. Обоих моих пунктов в ней не было. Их выбросили без моего согласия, однако момент был такой напряженный, что я не стал принимать никаких мер.

Второй раз возможность представилась на Московском Государственном совещании[146], когда все представители различных партий, классов, городских и земских учреждений и пр. высказались за учреждение республики. После дискуссии я попросил министров, присутствовавших на совещании, позволить мне провозгласить Россию республикой, но они отказались.

Однако после военного мятежа уже никто из представителей демократических кругов не сомневался в необходимости формально признать существование республиканской формы правления в России, и на заседании Совета министров 31 августа был принят окончательный проект «Декрета о республике».

Во время этого заседания мне сообщили, что со мной желает немедленно встретиться делегация от ЦК партии эсеров.

Я выполнил просьбу и тут же отправился в свой кабинет, где меня уже ждали двое членов ЦК эсеров – Зензинов и Гоц. Вспомнив, что они же двое явились ко мне во время июльского кризиса, предъявив что-то вроде ультиматума от своего ЦК, я предположил, что на этот раз они посетили меня с аналогичной миссией, и оказался прав. Они прибыли, чтобы заявить от имени своего ЦК, что если я осмелюсь включить хотя бы одного кадета в правительственную коалицию, то в ней не будет участвовать ни один эсер. Сдерживая гнев, я сказал:

– Сообщите вашему Центральному комитету, что, во-первых, я передам это требование правительству; во-вторых, лично я считаю необходимым включить в состав правительства как кадетов, так и представителей всех остальных демократических партий; и в-третьих, как глава национального правительства, я не могу подчиняться приказам отдельных партий.

Тогда Зензинов попытался завязать со мной дискуссию «по-дружески, не для протокола», но я прервал его и сказал, что частные разговоры в данном случае неуместны.

– Вы предъявили мне официальную резолюцию Центрального комитета вашей партии, – сказал я, – и я немедленно передам ее правительству.

На этом разговор завершился.

Вернувшись в зал заседаний, я сообщил о только что состоявшейся встрече с представителями эсеров. Мой ответ был одобрен единогласно. Ни у кого из нас не было ни малейших сомнений, что резолюция партии эсеров на неопределенное время задержит восстановление коалиционного правительства с участием всех демократических партий.

Тем временем требовалось как можно скорее ликвидировать последствия бунта. Главными задачами было создание нового Верховного главнокомандования, восстановление дисциплины на фронте, ликвидация снова охватившего тыл беззакония и вообще возвращение страны к нормальной жизни, насколько это было возможно в данных обстоятельствах. В то же время следовало возобновить важные дипломатические переговоры с союзниками.

К тому времени более половины министров по различным причинам подали в отставку, а чрезвычайные полномочия, полученные мной на время мятежа, утратили свою силу.

Однако именно в этот момент, когда мы проходили через неустойчивый переходный период, для проведения как внутренней, так и внешней политики была абсолютно необходима концентрация административных полномочий и власти.

Насколько я помню, именно Терещенко после консультаций с лидерами кадетов и социалистов внес проект резолюции, в которой призывал к созданию комитета из пяти министров, получавших всю полноту исполнительной власти до формирования новой коалиции. Проект резолюции министра иностранных дел был принят наряду с моим предложением о провозглашении республики. Затем оба этих предложения были включены в следующее официальное заявление, опубликованное 1 сентября за моей подписью и подписью министра юстиции Зарудного: