Россия в шубе. Русский мех. История, национальная идентичность и культурный статус

Новая потребительская культура отчаянно пыталась «примирить моду, социализм, прикладные искусства и отечественную индустрию»[736], тогда как большинством населения (не считая немногочисленную прослойку новых буржуа) мода вообще и меховая мода в особенности воспринималась как излишество. Натуральный высококлассный мех никогда не был демократичным товаром. «Офицеру или чиновнику, профессору университета или учителю гимназии клош не по карману», – замечает известный историк Семен Экштут, описывая «каракулевое безумие» – остромодную в первые годы советской власти каракулевую шубу-клош с шириной подола около 4 м.[737] «Были ли вы в Большом театре? В первых рядах обыкновенно сидят накрашенные дамы в разных мехах. Шеншиля, голубые песцы и прочие дорогие меха. Это соревнование мехами», – раздражался комсомольский публицист И. Лин на страницах журнала «Работница» (1926)[738]. Обычные горожане в те годы приобретали обновки нечасто, в силу практической необходимости, а не потому, что имеющаяся одежда вышла из моды. Теплые вещи использовались до полного износа, многократно перелицовывались и даже в таком виде передавались по наследству. И все равно их катастрофически не хватало[739].

Рубежным периодом, изменившим обывательское отношение к моде, стала середина 1920-х годов. Поточная мехобработка, организованная Сташевским, как известно, была рассчитана на массовый сбыт продукции среднему классу. Курс был взят на «идеологически верные» модели одежды, созданные отечественными специалистами.

В условиях невысокой покупательной способности крайне важно было добиться минимальных цен на товары. Модельеры, промышленники и торговцы ориентировались преимущественно на дешевые виды меха и на имитации. Низкая покупательная способность ставила преграды дорогим долгополым меховым одеждам; намного лучше продавались короткие жакеты и меховая отделка[740].

О, сколько
            женского народу
по магазинам
            рыскают
и ищут моду,
            просят моду,
последнюю
            парижскую!
Стихи поэта
            к вам
            нежны,
дочки
                        и мамаши.
Я понимаю –
            вам нужны
чулки,
                        платки,
                        гамаши.
Склонились
            над прилавком ивой,
перебирают
            пальцы
            платьице,
чтоб очень
            было бы
            красивое
и чтоб
                        совсем не очень
            тратиться, –

писал В. В. Маяковский (Последний крик, 1929)[741].

В 1930 году Надежда Ламанова создала модные меховые модели для Международной выставки пушнины в Лейпциге, после чего возглавила Модельную мастерскую Мехкомбината. В НИИ меховой промышленности работали ученики Ламановой. На этом этапе уже можно говорить о меховой советской моде как о молодом, но успешно оформляющемся явлении[742].

Изменения произошли не в одночасье: еще в 1928 году можно было встретить утверждение, что мода уродлива и дает совершенно нездоровую одежду[743]. А всего двумя годами ранее на страницах «Журнала для хозяек», крайне дешевого и поэтому популярного издания, сурово осуждалась трата на новые туалеты, так как «чтобы иметь все эти мелочи, женщины иногда отказывают себе в насущном… как всякая страсть, она, несомненно, будет изжита сама собой», – надеялся автор статьи «Наши предрассудки»[744]. Интерес к новой и красивой одежде, модным заграничным мелочам, косметике порицался, считался мещанством, – крайне негативным явлением из области мелкобуржуазной идеологии потребительства и накопительства, мешающим строить новый быт и – шире – тормозящим культурный прогресс[745].

Тем более важным стало открытие все в том же знаковом 1930 году первого в СССР косметологического Института красоты на Арбате, организованного по новейшей американской системе: декларировалось, что «все „секреты“ модных европейских салонов, за огромные деньги открывающиеся для буржуазных дам, мы сделаем доступными советской женщине»[746]. Вектор общественного мнения изменился, представляя новую точку зрения: «неужели нужно осуждать женщину за то, что она хочет быть нарядной и изящной?»[747].

С ростом народного благосостояния во второй пятилетке (1933–1937), согласно знаменитому лозунгу «Жить стало лучше!» (1935) потребителю – с ростом его заработной платы – стал доступен уже довольно широкий ассортимент меховых изделий: это дамские манто, шугаи (женские полупальто), мужские полупальто, горжеты, шарфы (палантины), отдельные воротники для пальто и воротники в комплекте с обшлагами (так называемые «приборы»), головные уборы[748]. Меховая отделка приобретала больший размер: воротники и обшлага заметно увеличиваются.