Российские Колумбы

Мы помогли старику привести в палатку дочь и уложили ее на раскладную койку. Девушке было лет двадцать. Смуглая матовая кожа, легкий румянец на щеках, правильные черты лица и слегка раскосые глаза придавали ей своеобразную красоту. Изморозью посеребрило ее длинные упругие ресницы и выбившееся из-под шапки из темного пыжика полукольцо жесткой пряди волос. На ногах — миниатюрные унты, расшитые разноцветным бисером.

 Громкий лай собак разбудил наш палаточный городок… К лагерю приближались несколько пар оленей, запряженных в нарты 

Наши ребята, уже причесанные и одетые, под разными предлогами стали заходить в палатку, чтобы взглянуть на Люмбиру. Девушка металась в бреду.

В сером мареве слабого рассвета появился вертолет, разбудив студеное царство. Замолк мотор. Кружилась, оседая, густая снежная пыль. Постукивая, вращались лопасти.

— Нам сообщили по радио, что у вас в партии есть больная. Странно, откуда выкопали женщину, вчера были одни мужики и вдруг кто-то переродился? — неугомонно, ровным басом бубнил командир вертолета.

Через несколько минут наши парни вместе с раскладушкой занесли больную в вертолет и отправили ее с отцом в Игарку.

Старая эвенка стала собираться в обратный путь, но мы отговорили ее, предложили остаться на ночлег. А когда объяснили, что завтра по радиостанции сообщат о состоянии здоровья ее дочери, она сразу же согласилась.

Вечером я попросил оленеводку рассказать, где и как они живут, почему имя дочери совпадает с названием реки Курейки, которую эвенки называют Люмой.

Однажды, поздней осенью, к их стойбищу прибежали олени, запряженные в трое нарт, двое из них оказались пустыми, а на третьих была привязана укутанная девочка, ее плач заглушал лай собак. Девочку спасли, хотя пальцы ног остались обмороженными. Родителей ее так и не нашли. Искали по следам, которые привели к едва заметной полынье на реке Люме. Намерзла на краях льдины кровь. Ниже по течению вмерзла пыжиковая шуба, а в нескольких метрах наискось торчал утонувший наполовину в снегу хорей. По всем признакам, при переезде через реку они попали в полынью, вылетели из нарт и не смогли выкарабкаться. Кто были родители, никто не знает. Старуха долго рассказывала о том, как они воспитывали девочку, которую и назвали в память родителей, погибших на реке Люме, — Люмбирой.

По рассказу северянки нетрудно было понять, как горячо они любят свою дочь.

Утром нам сообщили из Игарки, что здоровье больной улучшается. Мы помогли женщине запрячь оленей. Легко бежали рогатые, поскрипывали полозья. Из-под легких нарт вырывался взвихренный копытами снег. Костлявые ветви лиственниц тянулись вслед убегающему каравану оленей. Радостная и взволнованная хозяйка каравана долго и приветливо махала нам рукой.

ЦЕННОСТИ

Привольно жилось на севере Якову Богатыреву. Поселился он вдали от населенных пунктов. Занимался куроводством. К весне старик готовился усиленно. Шпаклевал лодки, плел корзинки, а как только утки возвращались на родину, Яков горячо принимался за свою кипучую работу.

Старик выискивал на озерах утиные гнезда и в них подкладывал куриные яйца. Ровно через 21 день он приплывал и собирал цыплят.

На этот раз мы пришли к избушке старика в полярную полночь. Лучи солнца скользили по кочковатой тундре и многочисленным расплескавшимся озерам.

Множество цыплят рассыпались по зеленой густой траве. Развьючив оленей, мы устроились на ночлег, не дождавшись хозяина.

Нас разбудил лай собак. Богатырев возвратился с пустой корзиной. Нашему приезду он всегда был рад. По своей натуре старик очень добрый, щедрый, но лицо его всегда омрачено какими-то заботами.

Я часто задумывался над этим, казалось, какая-то тяжесть лежит на душе у коренного северянина и он постоянно живет в опасности.

Старик рассказал нам об очередном своем эксперименте. Яков решил в этот раз подложить яйца в гусиные гнезда. Приплыл через несколько дней, а в гнездах остались только невысиженные куриные яйца. Гусей и след простыл.

— Кто вам выдает пистолеты? — неожиданный вопрос крайне удивил меня.

— Милиция, — не задумываясь, ответил я.

Хозяин молча взял меня за плечо и повел в угол своей избушки, к топчану. Убрав оленьи шкуры, Яков разобрал свою постель, открыл вход в подвал.

Хлынула холодная подвальная сырость, медленно расползаясь, устремилась в открытую дверь избушки.

В меня вонзился острый испытующий стариковский взгляд. После некоторого молчания старик стал спускаться по ступенькам вниз. Мне пришлось следовать за ним. Пламя свечи осветило заваленный хламом подвал. Отомкнув обитый жестью ящик, хозяин поднял крышку. Тело покрылось гусиной кожей от заунывного скрипа заржавевших петель. Подвал наполнился вязким запахом плесени и нафталина. Посредине сундука одиноко лежал покрытый зеленой замшел остью наполненный мешок. Открыв его, мы увидели старинные золотые монеты, серьги, кольца и прочие ценности.

Яков вытащил мешок в избушку и, кряхтя, уселся на свою постель.

Неожиданная тайна страхом парализовала меня.