Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации

Но прежде чем охарактеризовать новый правовой статус этого региона, необходимо сказать несколько слов о правовой базе, которая регламентировала статус российских представителей на Западном Памире в течение рассматриваемого десятилетия. Известный российский востоковед А. А. Семенов, служивший в начале XX в. чиновником в Туркестане, характеризовал российское управление Западным Памиром как «инструкционное» [Там же, с. 126]. И это в полной мере отражает его особенности.

Фактически единственным правовым актом, который регулировал статус Памирского отряда и его начальника как представителя российских интересов в регионе, а также взаимоотношения его с бухарскими чиновниками, являлась «Инструкция начальнику Памирского отряда». Впервые она была составлена по приказанию туркестанского генерал-губернатора А. В. Вревского в мае 1897 г. и в дальнейшем неоднократно корректировалась в соответствии с изменяющимися условиями на Западном Памире.

В первоначальном варианте «Инструкции» начальнику отряда было предписано осуществлять контроль за действиями бухарского наместника и его чиновников (особенно в налоговой сфере), но при этом не вступать в прямые контакты с местным населением, а при поступлении жалоб от него рекомендовать бухарским чиновникам менять свои решения [Халфин, 1975б, с. 38–39]. Как уже отмечалось выше, подобные ограничения нередко игнорировались и начальниками отряда, и их офицерами, как правило, более активно взаимодействовавшими с местным населением и занимавшими весьма жесткую позицию по отношению к бухарским чиновникам (см. подробнее: [Махмудов, 2013, с. 54–55]). Это вызвало необходимость издания нового варианта «Инструкции начальнику Памирского отряда» в сентябре 1902 г. В ответ на постоянные жалобы бухарских чиновников на самоуправство русских офицеров на Памире (а также и на аналогичные претензии русских политических агентов в Бухаре) в инструкции прямо предписывалось офицерам отряда не вмешиваться в «дела бекства», а передавать информацию, полученную от местного населения вышестоящему начальству Ферганской области и Туркестанского края, которые уже по своим каналам должны были решать возникшие проблемы [Халфин, 1975б, с. 56].

Наконец, уже после принятия решения туркестанскими властями о переходе Западного Памира под российскую юрисдикцию, в январе 1905 г. была издана новая «Инструкция начальнику Памирского отряда». Согласно ей, начальник отряда фактически принимал на себя управление регионом, тогда как формально Памир оставался под властью Бухарского эмирата. Наместничество на Западном Памире упразднялось, и интересы эмира в нем теперь представлял специальный чиновник бека Гиссара, который лишь прикладывал печать к официальным актам и формально утверждал результаты выборов руководителей местного самоуправления [Там же, с. 68–69, 71]. Его подчиненное по отношению к начальнику Памирского отряда положение отражал и факт его переезда в Хорог, где в это время располагался штаб отряда[112].

В ноябре 1905 г. эмир официально дал согласие на подобные изменения статуса Западного Памира. Как ни странно, этот важный шаг остался не зафиксированным ни в каком соглашении между Россией и Бухарой: опять же, из-за боязни негативной реакции Англии. Именно поэтому «негласное» управление Западным Памиром оставалось по-прежнему в руках начальника Памирского отряда, действующего на основании инструкции туркестанского генерал-губернатора. Это также отражало особенности статуса региона на международной арене и в контексте отношений двух империй. Тем не менее само памирское население связывало с переходом под власть России перспективы своего дальнейшего развития (см., например: [Коржинский, 1898, с. 26]), что имело место и в последующее время.

§ 2. Среднеазиатское восстание 1916 г. как основание для упрочения контроля Российской империи над Бухарой и Хивой

В обширной историографии, посвященной восстанию 1916 г. в Средней Азии и Казахстане, насколько нам известно, не уделялось значительного внимания вопросу о том, насколько оно повлияло на отношения Российской империи с Бухарским эмиратом и Хивинским ханством. Более того, исследователи совершенно обоснованно отмечают, что, поскольку Бухара и Хива номинально не входили в состав России и, следовательно, не подчинялись российским законам, соответственно, на их население не распространялся и указ о мобилизации от 25 июня 1916 г., так что повода для восстания не было [Ганин, 2008, с. 186].