Читаем Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации полностью

На очередном заседании Временного правительства 17 марта 1917 г. было принято решение о переименовании Российского императорского политического агентства в Бухаре в Российское рези-дентство [Архив, 2001, с. 124]. Инициатива переименования принадлежала последнему императорскому агенту А. Я. Миллеру, который в телеграмме министру иностранных дел П. Н. Милюкову 13 марта 1917 г. писал: «Принимая во внимание неверное толкование массой русского населения титула: [политический агент] и вызываемое этим недоверие… не будет ли признано возможным заменить „политический агент“ титулом „российский резидент в Бухаре“» [Шестаков, 1927, с. 80]. Таким образом, если в Туркестанском крае произошла настоящая замена одного административного органа другим, в Бухаре Временное правительство ограничилось формальной сменой «старорежимного» названия агента на новое — резидент, и «новую» должность продолжал занимать А. Я. Миллер. Впрочем, его пребывание на этом посту оказалось недолгим: уже в апреле его сменил С. В. Чиркин, который в сентябре был заменен В. С. Елпатьевским.

Кроме того, изменения в административно-территориальном управлении, происходившие в России, нашли отражение и на территории Бухарского эмирата в виде формирования территориальных исполнительных комитетов Временного правительства: исполкомы появились в русских поселениях на территории бухарских городов (Новая Бухара, Чарджуй, Керки, Термез, Карши, Зиадин и Кизил-Тепе), которые находились в ведении Туркестанского комитета. В мае 1917 г. состоялся съезд исполнительных комитетов, на котором был выбран глава исполнительной власти в русских поселениях эмирата — областной комиссар. Характерно, что и эту должность занял чиновник бывшего политического агентства П. П. Введенский — заместитель А. Я. Миллера (к этому времени сам исполнявший обязанности резидента) [Генис, 2003, с. 107–116]. Тем не менее введение новых должностей, попытка найти компромисс между различными группировками на некоторое время позволили констатировать восстановление политического баланса в Бухарском эмирате — пусть и весьма хрупкого.

Гораздо более драматично складывалась политическая обстановка в Хивинском ханстве, в котором центральная власть и в имперский период была куда более слабой, а влияние российской пограничной администрации — менее значительным, чем в Бухаре. До Февральской революции в ханстве даже не было российского официального представителя: его функции (до некоторой степени аналогичные обязанностям политического агента в Бухаре) выполнял начальник ближайшего к Хиве административно-территориального подразделения Туркестанского края — начальник Амударьинского отдела.

Узнав о революции в Петрограде, население отдела уже в начале марта сформировало советы рабочих и солдатских депутатов, которые 7 марта 1917 г. приняли решение отстранить «царское» руководство отдела и передать всю полноту власти Комитету общественной безопасности, контролируемому советами [Садыков, 1972, с. 182]. Однако вскоре из Ташкента в Амударьинский отдел (в качестве нового начальника) был командирован генерал-майор М. Мирбадалов, ранее являвшийся генералом для поручений при командующем Туркестанским военным округом. Вместе с хивинским ханом Исфендиаром (вернувшимся с отдыха в Крыму) он появился в ханстве, став одновременно начальником русского гарнизона в Хиве и комиссаром при хане. Фактически именно он стал отвечать за обеспечение правопорядка в Хивинском ханстве, хотя никакого нормативного закрепления его полномочий не существовало [Погорельский, 1984, с. 185]. Только в мае 1917 г. Туркестанский комитет приступил к разработке «Положения о комиссаре Временного правительства Российской державы в Хиве», в августе оно было утверждено и в сентябре направлено на утверждение Временного правительства в Петроград ([Галузо, 1928, с. 72–74]; см. также: [Погорельский, 1968, с. 132–133]). Таким образом, три последовательно сменивших друг друга военных комиссара Временного правительства в Хиве (генерал М. Мирбадалов в марте — мае, подполковник Б. П. Тризна в июне — августе и полковник И. М. Зайцев в сентябре — октябре) действовали, не обладая формально закрепленными полномочиями.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение