Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации

В отличие от многих других предложений Д. Н. Логофета, идея о выборности казиев в Бухаре была поддержана туркестанским генерал-губернатором А. М. Самсоновым, который в своих предложениях по программе реформ в Бухарском ханстве предложил ввести для избираемых мусульманских судей те же требования, которые практиковались в отношении русских кандидатов в мировые судьи [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 723, л. 60]. Последующие события (Первая мировая война, восстание 1916 г. в Казахстане и Средней Азии, крушение Российской империи) не позволили реализовать задуманные мероприятия, тем не менее вопрос о выборности бухарских казиев вновь был поднят уже в марте 1917 г. дипломатическими представителями Временного правительства [Шестаков, 1927, с. 81].

Таким образом, существование российского суда в Бухаре и постоянно возрастающая его компетенция подтверждают статус Бухарского эмирата как протектората Российской империи, который так и не нашел отражения в официальных актах, закрепляющих отношения России и Бухары. Распространение юрисдикции российского суда не только на дела, сторонами в которых выступали русско-подданные, но и на дела с участием подданных эмира отражает фактическое подчинение эмирата России.

Помимо очевидной цели (защиты интересов российских подданных на территории эмирата) создание и функционирование российского суда в Бухарском эмирате имело целью ознакомление местных властей и населения с преимуществами российской имперской системы управления, права и суда. Думается, в связи с этим неслучайно постоянно подчеркивание в соответствующих нормативных актах, что российский суд в Бухаре подведомствен российскому суду в Самарканде, т. е. в Туркестанском крае. Учитывая, что бухарское население неоднократно имело возможность убедиться в более выгодном положении мусульманского населения Русского Туркестана в административном, экономическом, налоговом отношении, теперь оно получало возможность сравнить и собственный суд с судом в Туркестане — на примере его своеобразного «бухарского филиала». Свидетельства иностранцев о популярности суда Политического агентства среди бухарцев подтверждают, что эта цель была достигнута.

Эффективность деятельности российского суда, его объективность и короткие сроки рассмотрения дел (по сравнению с бухарскими судебными инстанциями) имели следствием постепенное вовлечение его представителей и в работу судов Бухары, а затем привели к необходимости реформирования судебной системы самого эмирата. Во многом это объясняется еще и тем, что российские политические агенты изначально не ограничивались собственной судебной деятельностью, но и старались сделать более гуманной систему наказаний в Бухаре. Так, первому российскому политическому агенту в Бухаре Н. В. Чарыкову удалось убедить эмира отказаться от подземных тюрем-зинданов и отменить ряд мучительных пыток. Начиная с 1888 г. в Бухаре также не применялось сбрасывание с «Башни смерти» (см.: [Чернов, 2010, с. 66; Olufsen, 1911, p. 337, 548]). Эти действия не остались незамеченными бухарцами и обеспечили российским властям определенную поддержку со стороны различных слоев населения эмирата в процессе модернизации.

Кроме того, нельзя не отметить, что некий аналог русскому суду в Бухарском эмирате имперские власти постарались создать и в Хивинском ханстве. Как мы знаем, постоянного русского представительства на территории Хивы на протяжении почти всего периода ее нахождения под российским протекторатом не существовало, и его функции выполнял Амударьинский военный отдел. Вот ему-то и были предоставлены практически те же полномочия в судебной сфере, что и русскому политическому агенту в Бухаре. Специальным законом «О русской юрисдикции в Хивинском ханстве» от 28 июня 1912 г. гражданские и уголовные дела русских подданных или иностранцев-христиан, пребывавших в Хивинском ханстве, должны были рассматриваться мировыми судьями Амударьинского отдела. Предварительное же следствие возлагалось на тех же мировых судей отдела, либо на судебных следователей уже Самаркандского окружного суда [ПСЗРИ, 1915, № 37 565, с. 988–989]. То есть даже в случае спора или совершения преступления непосредственно на территории Хивинского ханства, если в деле так или иначе фигурировал русский подданный или европеец, такое дело изымалось из юрисдикции ханства и передавалось в русский суд.

Таким образом, следует рассматривать эволюцию российского суда в Бухаре (и попытки внедрения аналогичных процессуальных принципов в Хиве) в контексте всего комплекса преобразований, реализуемых Российской империей в своем протекторате в конце XIX — начале XX в.: в политической, экономической, налоговой и прочих сферах. Анализ развития российского суда в рамках этого комплекса реформ позволяет считать его эффективным средством фронтирной модернизации, эффект от использования которого имел место не только в процессуальной сфере, но и в более широкой, дополняя положительное впечатление населения Бухары от преобразований по российскому образцу в целом.