Таким образом, демократический консенсус (мы не берем пока в расчет возможность его фальсификации) предполагает определенный баланс заранее
компромиссных решений между различными социальными группами. Иначе говоря, в рамках демократии индивид, как это ни парадоксально, выступает прежде всего как носитель определенных корпоративных интересов, как представитель меньшинства, который при определенных условиях согласен стать также и представителем воли большинства. Индивидуальная воля здесь изначально редуцирована до «корпоративной воли», точнее, до ее статистической фикции. В этой перспективе так называемое большинство предстает как шаткая «конфедерация различных меньшинств».Теперь мы можем по достоинству оценить диалектику принципа большинства: в той части, в которой консенсус большинства невозможен или нецелесообразен, принцип большинства как бы переходит в «спящий режим». За рамками минимального консенсуса большинство существует лишь потенциально и неизбежно предстает как «конфедерация меньшинств», отстаивающих свои корпоративные интересы, не подлежащие политическому торгу. Так, отдельно взятый российский пенсионер как представитель большинства в принципе согласен голосовать за программу экономического роста России. Однако этот же пенсионер будет голосовать против любой такой программы, если в ней недостаточно учтены интересы пенсионеров как социальной группы. Если таких пенсионеров достаточно много, то данная программа не наберет должного количества голосов, то есть не станет программой, поддержанной большинством населения. В этом отрицательном смысле, то есть когда принцип большинства наталкивается на границы своего применения, демократия защищает индивидов уже не в качестве носителей весьма абстрактной воли большинства, а в качестве представителей более конкретных корпоративных интересов. Другими словами, демократический режим поддерживает возможность индивида идентифицировать себя с той или иной социальной группой и защищать интересы этой группы против интересов любых других социальных групп. Как видим, философия неравенства необязательно должна быть бердяевской. Она вполне может развиваться и на демократической основе.
Более взвешенным, чем Н. А. Бердяев, критиком формальной
демократии был последний российский гегельянец и политический писатель И. А. Ильин. Будучи монархистом и консерватором, Ильин по возможности избегал термина «народовластие» и предпочитал ему термин «народоправство», введенный в научный оборот еще в XIX веке, вероятно, историком Н. И. Костомаровым. Ильин отрицал возможность самодовлеющего народовластия, но не отказывал народу в соучастии в государственном управлении: «Участие народа в осуществлении верховной власти может быть организовано так, что всякий взрослый гражданин имеет право лично участвовать в народном собрании; такой порядок называется непосредственнымнародоправством и возможен только в очень маленьких государствах. В огромном большинстве современных государств народ осуществляет свое участие через выборных ( представителей, депутатов ), и такой порядок называется народным представительством (везде курсив Ильина. – Авт .)» [208] .Как видим, в исходных тезисах Ильина о демократии нет ничего оригинального. Более того, он практически воспроизводит известную мысль Аристотеля о том, что наилучшей формой или типом государственного устройства следует признать смешение
различных форм: «Понятно, что республика может иметь характер не только демократический, но и аристократический и олигархический; и точно так же конституционная монархия может иметь не только аристократический и олигархический, но и демократический характер» [209] . Аристотелевская идея смешанного управления является центральной для Ильина. Соответственно по аналогии с политическими взглядами Аристотеля в основе ильинской теории смешанного публично-правового управления лежит принцип аристократии. Однако идея аристократии логически неотделима от идеи государства. По мнению Ильина, именно понятие «государства» представляет собой основное диалектическое противоречие публично-правовой жизни. «Проблема сводится к тому, что в идее государство есть корпорация , а в действительности оно является учреждением . Проблема разрешается через сочетание учреждения с корпорацией, однако при соблюдении аристократической природы государства» [210] . В этом фрагменте Ильин стремится соединить теорию Аристотеля с некоторыми базовыми понятиями немецкой теории государственного и административного права.