Российскою землей рождённый

…Дворец стоял в запустении. Облупились краски, позолота. Повывалилась и растаскана слюда из окон. Обветшали кровли — «бочки», «крещатые бока», «палатки», «шатры». Карнизы, расписанные причудливыми зверями, птицами, растениями, потускнели. Петухам кто-то подрисовал усы — не школяры ли академические сюда добрались? А вот и надпись по-латыни: «Fuimus!» (Мы были!»).

Через шатровое крыльцо с перевитыми столбиками Михайло вошел в опустевшие покои. Где-то тут, возле царского трона, стояли «рыкающие львы». Как писал Полоцкий?

Яко живии, львы глас испущают,
Очеса движут, зияют устами,
Видится, хощут ходити ногами.

Сейчас все тихо, пустынно, покрыто пылью и плесенью. Эх, такой дворец запустошили! Правду, знать, говорят про царицу Анну Иоанновну, что не радеет она к русской старине, окружила себя немцами. Да и сама из неметчины!

На плешивом откосе жарко. Солнце в самом зените. Должно, двенадцать часов. Спрятаться бы от солнцепека. В буйно разросшихся лопухах под тенью забора прилег. В прохладе и одиночестве хорошо было думать…

Три с половиной года учился он в академии и скоро окончит ее, если дело пойдет столь же успешно. Трудно, ох и трудно бывало порой!..

Не раз сдерживал себя, чтобы не поддаться соблазну, — уйти домой, бросив все. Этой зимой приходил из Холмогор обоз. Отец корил, заклинал вернуться, уверял, что нажил для него кровавым потом большой достаток, который непременно растащат чужие люди после его смерти. Сватал богатых и красивых невест — каждая, мол, с радостью пойдет.

А тут несказанная бедность. Школяры дразнят: «Смотри, какой болван! В двадцать с лишком лет латыни учится!» Да и учителя какие — один Кирилл Флоринский с его райской розой без шипов чего стоит…

Нет, неправда, не все плохо в Школах! Не одни схоласты подвизаются в ней. Доходчиво объяснял латынь Тарасий Посников. Наверно, на всю жизнь запомнится и то, как молодой профессор пиитики Федор Кветницкий вел «стихотворное учение».

— Поэзия, — говорил он, — есть искусство трактовать мерным слогом для увеселения и пользы слушателей. «Поэтами рождаются», — говорили древние. Но и природные дарования совершенствовать надо.

Когда Кветницкий рассказывал о так называемом куриозном стихе», заслушивались даже тупицы. Он показывал акростих, в котором первые буквы каждой «троки, если читать их по вертикали, составляют какое-нибудь слово, чаще всего имя, которому посвящено стихотворение.

Под конец Кветницкий угощал даже «змеиными стихами».

Во втором стихе некоторые слоги согласуются и с первым, и с третьим, что напоминает изгибы змеи.

Усердно вписывали школяры в тетради так называемые «симфонические стихи» — эпомонеоны, вроде следующих:

Sator

агеро

tenet

opera

rotas

Как ни читай — справа налево, слева направо, сверху вниз, снизу вверх, — слова повторяются. Пытались переводить с латинского на русский — получалась чушь. Скуки ради ломали головы над «магией» этих слов.

Ломоносов быстро овладел латынью и уже читал великих древнеримских писателей: Вергилия и Овидия, Горация и Сенеку. И у древнерусских писателей он тоже встречал подлинные красоты риторики.

Мерные, медлительные вирши русского стихотворца Симеона Полоцкого чем-то напоминали ему отечественные храмы. Напротив, творения ныне здравствующего архиепископа Новгородского Феофана Прокоповича были исполнены огня. У школяров они ходили по рукам. Стихи Феофан сочинял в турецком походе, куда брал его с собой царь Петр.

Читая их, хотелось притопывать:

За могилою Рябою
Над рекою Прутовою
Было войско в страшном бою.
В день недельный от полудня
Стался час нам вельми трудный —
Пришел турчин многолюдный.

Но книги книгами, а в двадцать три года пора и за дело приниматься, отечеству служить. О монашестве и думать не хотелось. Идти в приказ? С пером за ухом ждать просителей, а дождавшись, получать мзду и строчить кляузы? Ну уж нет!

Вчера в классе подошел к нему Митяй.

— Слыхал ли, что Иван Кириллович Кириллов, обер-секретарь Сената, отправляется в неизведанные Киргиз-Кайсацкие степи? Будет изучать их и на карту наносить российскую. Должно, от Академии наук, что в столице, едет. Говорят, набрал уже людей и не хватает лишь священника.

— Это какой же Кириллов, тот, что географическое описание составил?

— Вестимо, он.

— А что, если мне в священники податься?

Ломоносов побежал к Посникову.

— Овчинка выделки стоит, — ответствовал тот. — А то в Школах закиснешь совсем. В экспедиции же простор! Знай — новые земли изучай.

— Однако какой же из меня священник?

— Ну, священник — это для порядка. Да и случая больше не представится. Что ж, пиши новое прошение, якобы поповский гы сын. Иначе в священники не посвятят — звание сие наследственное.

— Опять неправду писать? Неужто без нее нельзя прожить?