Российскою землей рождённый

— Источник сего познания — наука, физикой прозываемая. Причины же и свойства явлений натуральных основаны на опытах. Ведомо ли высокочтимым дамам и господам, что воздух имеет вес? Я могу это доказать.

Разумовский слушал с нескрываемым любопытством. Но не все ему было понятно. На лице его промелькнула досада. Шумахер и его друзья — адъюнкт Теплов и ученый библиотекарь Тауберт — переглянулись со злорадством.

Ломоносов ничего не замечал. Да и какое ему сейчас дело дс Шумахера и его компании!

Михаил Васильевич положил под стеклянный колпак пустой бараний пузырь. Потом выходную трубку колпака соединил с поршневым насосом и стал вращать колесо, приводившее поршень в движение.

— Выкачиваем из колпака воздух, — пояснил он. — Теперь следите за бараньим пузырем.

Пузырь стал, к удивлению зрителей, надуваться, превращаться в шар и, наконец, заполнил почти все пространство под колпаком.

Некоторые зрители даже привстали, чтобы лучше видеть. На них зашипели сидящие сзади.

Ломоносов приказал служителю унести приборы, дабы они не отвлекали внимания. И приступил к заключению:

— Итак, господа, что же произошло и какой вывод из сего следует?

В зале стояла тишина, даже дамы прекратили шептаться.

— Когда я выкачал воздух, он перестал давить на пузырь, и потому малое количество его, которое было в пузыре, стало шириться, расти. Итак, мой опыт сразу два закона явил. Первый: воздух имеет вес, иначе на пузырь не давил бы. И второй закон: воздух расширяется и упругость имеет, ибо пузырь, вы сами видели, наполнился и округл стал.

Юный президент был озадачен и, как школяр из Спасских Школ, приоткрыл пухлый рот. Как все просто! Вскочил и подбежал к Ломоносову. Физиономии Шумахера и его сподручных вытянулись. Л Разумовский хлопал Ломоносова по плечам, забыв всю светскость, с таким трудом воспитанную Тепловым в заграничных вояжах. Возле Ломоносова тотчас же образовался кружок придворных, хваливших его на все лады. Поодаль стояли офицеры шляхетного корпуса и высшие морские чины. При свите Разумовского они не решались подойти ближе, но на лицах их светился восторг.

Профессора вели себя по-разному. Рихман, улыбаясь, кивал Ломоносову продолговатой головой. Миллер сидел в задумчивости, а пять-шесть стариков, обычно надменных и никого не замечавших, сейчас возбужденно переговаривались по-немецки.

Дамы откровенно скучали и с неудовольствием ожидали толпившихся вокруг Ломоносова кавалеров. С той минуты, как на стол были поставлены колпак и насос, они ждали необыкновенных фокусов, вроде тех, что показывали заезжие иллюзионисты. И такое разочарование!

Лишь одна с сияющим лицом робко стояла у стены. Но именно к ней и подошел Ломоносов, когда ему удалось выбраться из круга.

— Позвольте представить вам, ваше сиятельство, мою жену, — сказал он Разумовскому, покровительственно взявшему его под руку.

Лиза покраснела и поклонилась.

* * *

Лиза была довольна. Она еще плохо понимала по-русски. Но видела, как Ломоносова после лекции окружили влиятельные вельможи, как поздравлял его Разумовский, и поняла: муж наконец-то получил признание!

Чувствовал себя счастливым и Ломоносов. И хотя следующие лекции откладывались из-за дворцовых праздников, начало было положено. Никто еще не ставил публично подобных «експериментов». Как огонь по шнуру побежит об этом весточка. А это значит, что непременно найдутся люди, которые захотят увидеть еще и другие опыты, постичь иные законы. Они придут к нему!

В августе 1747 года Ломоносов переселился в более просторную квартиру. Правда, находилась она в том же старом доме. Но в ней было пять покоев. Потолки и полы ветхие, зато в каждой комнате изразцовая голландская печь, стены обиты красными и зелеными шпалерами[42].

Вскоре во дворе дома началась постройка долгожданной химической лаборатории. Бесконечно обивал Михаил Васильевич пороги разных ведомств и, уговаривая, убеждая, отпускал порой горькие шутки:

— Какой же я профессор химии? Я без лаборатории, что астроном без обсерватории!

Строительство подвигалось, как тогда говорили, «с превеликим скрыпом».

Только шесть с половиной сажен в длину, пять в ширину и менее семи в высоту занимало здание первой химической лаборатории в России. Всего одна комната и была в ней. Но мал золотник, да дорог!

Владычествовал в ней перегонный куб. Ломоносов сам соорудил его из огромной бутыли. Мастеровые облицевали куб медью. К верхней части плотно привертывалась такая же медная крышка с выбитым на ней затейливым травяным орнаментом.

Печи топились древесным углем, огонь раздували мехами. На полках живописно расположились десятки колб, реторт, мензурок, пузырьков белого и зеленого стекла, ступки для толчения всевозможных химикатов, воронки для переливания жидкостей и еще какие-то замысловатые чашечки, формочки, скляночки. И весы: простые торговые, ручные аптекарские, пробирные, серебряные. Все выверенные с точностью до унции[43].

Ломоносов проводил в еще недостроенной лаборатории целые дни. Работал и вечерами при неровном пламени свечей.