Рота стрелка Шарпа

Он взглянул на солдат. Все они хотят его убить, но так было уже в десятке других рот, везде пытались. Ему стреляли в спину во время атаки, и всякий раз пули пролетали мимо; однажды он даже видел, как в него целятся. Хейксвилл погладил штык, вспоминая свою месть, потом подумал о предстоящей ночи.

Личный план штурма он проработал в уме досконально. Южный Эссекский вместе со всей 4-й дивизией будет штурмовать разрушенную стену бастиона Тринидад, а вот Хейксвилл переждет во рву. Пропустит других вперед, в гущу сражения, чтобы быть свеженьким, когда с верха бреши донесется «ура!». Тогда в суматохе он перелезет через каменный завал в темные улочки, что ведут к собору. Ему надо выиграть всего две минуты, больше и не удастся, но Хейксвилл, проверяя пальцем безупречно наточенное лезвие, знал, что своего добьется. Обадайя всегда добивался своего. Он был на волосок от смерти и спасся и с тех пор чувствовал, что судьба на его стороне.

Он поднял глаза:

– Клейтон!

Рота замерла, все посмотрели на Клейтона. Рядовой улыбнулся как ни в чем не бывало:

– Сержант?

– Масла! Принеси мне масла.

– Есть, сержант.

Мальчишка пошел прочь, и Хейксвилл гоготнул. Он оставит Клейтона на потом – покончив с Терезой, сможет заняться отложенными делами. За пограничным камнем в двух милях по Севильской дороге лежит сверток в промасленной холстине. Хейксвилл побывал там прошлой ночью, приподнял камень и проверил краденое добро. Все оказалось на месте, и Хейксвилл оставил добычу. Пока нет смысла что-либо продавать. После Бадахоса награбленного будет столько, что цены упадут почти до нуля. Пусть полежит. Хейксвилл взял только подзорную трубу Шарпа с дарственной медной пластинкой: эту вещь он оставит у тела Терезы.

Сержант снял кивер, заглянул внутрь:

– Тогда подумают на него, ведь так? Или на этого ирландского скота!

– Сержант?

Хейксвилл поднял глаза:

– Рядовой Клейтон?

– Масло, сержант.

– Не стой как пень! – Хейксвилл протянул штык. – Смажь его. И осторожно! Не затупи лезвие. – Он подождал, пока Клейтон отойдет, и снова заглянул в кивер. – Гадкий мальчишка! Может, его сегодня убьют, тогда нам будет еще проще.

Харпер смотрел на злобное дергающееся лицо и гадал, что там в кивере. Гадала вся рота, но никто не решался спросить. Харпер считал, что ничего там нет, а все сцены разыгрываются нарочно, чтобы напугать роту. Ирландец тоже точил штык, непривычный мушкетный штык, без ручки, как у его прежнего винтовочного, и тоже продумывал планы на ближайшую ночь. Приказы так и не пришли, но армия своим странным коллективным чутьем знала: намечается штурм, и если (что весьма вероятно) Южный Эссекский бросят в брешь, Харпер постарается не спускать с Хейксвилла глаз. Если представится случай убить сержанта, Харпер это сделает, а нет – проследит, чтобы Хейксвилл не проскользнул в город в одиночку. Харпер решил не вызываться в «Надежду», разве что вызовется Хейксвилл, а в это верилось мало. Обязанность Харпера – защитить Терезу; это обязанность и Шарпа, и остальной роты, и даже капитана Роберта Ноулза, который побывал в своем бывшем подразделении и внимательно выслушал все, что Харпер рассказал об угрозах Хейксвилла. Ноулз улыбнулся, успокоил Харпера, но ирландец все равно боялся последствий сумятицы в бреши. Он откинулся назад и прислушался к пальбе.

Артиллеристы, движимые тем же инстинктивным знанием о скором штурме, стреляли с удвоенной силой, словно каждый отбитый от стены кусок камня спасет жизнь одному пехотинцу. Дым от двенадцати батарей морским туманом висел над спокойным озером, такой густой, что за ним едва угадывался город, а громадные пушки без устали изрыгали новый и новый дым. Пушки казались исполинскими разъяренными чудовищами; между выстрелами они шипели; из жерл валил пар; а черные как черти канониры банили и заряжали, банили и заряжали и вновь наводили чудища на цель. Они не видели бреши, но деревянные платформы, по которым после выстрела откатывались пушки, были размечены глубокими зарубками; офицеры и сержанты направляли хобот лафета в эти зарубки, выверяли угол возвышения ствола. Касание зажженным фитилем – и пушка вновь разражалась грохотом и откатывалась назад, и тяжелое ядро исчезало в тумане. Все заволакивалось дымом, затем слышался скрежещущий удар.

Может, усиление обстрела убедило солдат, что сегодня, в воскресенье, пятого, будет штурм, а может, это сделал вид заготовленных саперами осадных лестниц. Намечалось две эскалады: одна – цитадели, другая – форта Сан-Висенте возле реки, в надежде застать противника врасплох, для чего и приготовили лестницы. Все понимали, что из этого ничего не выйдет: слишком высоки стены. Судьба штурма решится в бреши.

– Рота! – рявкнул Хейксвилл. – Встать!

Солдаты повскакивали с мест, одернули мундиры – появились майор Коллет и капитан Раймер.

Майор махнул рукой:

– Можете садиться.

Харпер, глядя, как майор вытаскивает и разворачивает лист бумаги, подумал, что сейчас объявят о штурме. Рота взволнованно загудела, Хейксвилл крикнул: «Молчать!», и Коллет подождал, пока шум уляжется.