Рано, рано нонче встала,За туманами пришла.Где ты, зорька, пропадала,Где ты, зоренька, была? Я ждала, ждала рассвета — Удалого молодца; У осеннего крыльца Погасила сердце лета.Зорька, зоренька родная,Зорька, милая сестра, —Ведь вчера была весна я,Синевела я вчера. Ведь вчера была весна я Напивалась соком груш — А сегодня глушь лесная, Прело-вересная глушь;А сегодня глушь леснаяНа глаза плеснула муть, —Всем постыла я, больная,Не нужна я никому. Зорька, зоренька родная! Пусто, глухо на душе, — Простудилась я, шальная, На болотах в камыше.Я ждала, ждала рассвета —Удалого молодца;У осеннего крыльцаПогасила сердце лета.…………………………………………………………Игорь Славнин
Сенат
Трамваи поздние звенят,Как много дум скопилось за день.В тумане черной тенью всадникПришпорил грузного коня. Желтеют ночи семена, Рассыпаны по синим нивам, И дремлет выцветшим архивом Правительствующий Сенат.Играет ветер на дворе —Дождем и градом сыплет колким,Давно ли плыли треуголкиВ зеленом зеркале карет? Дробился свет в изгибах лент И падал в стекла, желт и матов, Когда курносый император Читал последний регламент.Другого не забыть лица —Ползли вечерние туманы.Косноязычный, полупьяный,При жизни погребенный царь. Зевает кучер на углу. Кто будет ночью у Кшесинской, Кто на балете в Мариинском, Кто в Английский поедет клуб.Пришли другие времена,Треск пулеметов, топот конский —Нева несла на гребнях солнце,Цвела октябрьская весна. Куда девались старики И звезды выцветших мундиров? Изодранное знамя мира Мы поднимали на штыки.А время ртутью протекло,По площадям промчалось пеной,Покрыло пылью гобеленыИ паутиной заплело. Трамваи поздние звенят, Стоит Сенат, обрюзгший барин, И Петр — бессменный архиварий — Пришпорил грузного коня.Артем Веселый
Реки огненные[17]
Зыбь
1.
С чего такое началось.
ВАНЬКА ГРАМОФОН да МИШКА КРОКОДИЛ — такие-то ли дружки — латкой не разгонишь. С памятного семнадцатого годочка из крейсера вывалились. Всю гражданску войну на море ни глазом. По сухой пути плавали. Шалались по свету красну. Удаль мыкали. За длинными рублями гонялись. Не ребята — угар! Раскаленную майским солнцем теплушку лихорадка бьет. Мишка с Ванькой, ровно грешники перед адом, трясутся последний перегон. Жадно тянутся к люку.
— Хоть глянуть.
— Далеко: глазом не докинешь…
На дружках от всей военморской робы одни клёши остались, обхлестанные, шириною в поповские рукава. Да это и не беда. Ваньку с Мишкой хоть в рясы одень, а по размашистым ухваткам да увесистой сочной ругани сразу флотских признаешь. Отличительные ребятки. Нахрапистые, сноровистые, до всякого дела цепкие да дружные. Насчет разных там эксов, шамовки али какой ни на есть спекуляции Мишка с Ванькой первые хваты. С руками оторвут — свое выдерут. Ну, а накатит веселая минутка, и чужое для смеху прихватят. Чорт с ними не связывайся: распотрошат, и шкуру на базар, Даешь-берешь денежки в клёш и каргала.
За косогором море широко взмахнуло сверкающим солнечным крылом. Ванька по-пояс высунулся из люка и радостно заржал.
— Го-го-го-го-о-о… Сучья ноздря. Даешь море!
Мишка покосился на друга.
— И глотка же у тебя, чудило… Гырмафон и гырмафон, истинный господь! Заржешь, — быдто громом фыркнешь — в деревнях на сто верст кругом мужики крестются…