Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 6

Грета смутилась еще больше. Совет конюха опоздал на два месяца. Как-то вечером Руди заехал за Гретой на автомобиле. Сначала она отказывалась, потом поддалась маленькому искушению, — так хорош был автомобиль, мощный, красивый, умный, похожий на какого-то милого ручного зверя, так хрустально свеж был воздух за городом, под липами старого шоссе. Руди привез ее домой и, провожая, поднимаясь по лестнице, вдруг отогнул ей голову назад, целуя так нагло и властно, что у Греты дыханье захватило. Она хотела закрыть дверь комнаты, но Руди ворвался следом. Она твердила: «Нет, нет!» В отчаяньи она схватила большую коробку с пудрой и бросила ему в грудь. Исказившееся, точно распухшее лицо Руди стало белым, как через облако. Он выругался, стиснув зубы. Расставя руки, он шел слепо. Тогда Грета рванула шнур, лампа погасла, стало темно, только свет уличных фонарей, слабый и мутнозеленый, западал в окна. Грете казалось, что Руди, как зверь, не идет, а подползает к ней по ковру, с сумасшедшим ужасом она думала, что он сейчас схватит ее за ноги. И, нащупав на столике восковые спички, к которым уже давно приковался ее обезумевший взгляд, она выхватила одну и поднесла к тюлевой занавеси кровати. Извилистый горячий ручеек весело и проворно побежал кверху и с треском охватил весь тюль, ажурный, золотой, прозрачный, как стекло, на фоне дымящейся постели. Вбежали люди. Кое-как потушили огонь. В суматохе Руди благополучно исчез, наскоро уничтожив следы пудры, запятнавшей его костюм и волосы.

Героика этого вечера пропала даром. Три дня спустя Грета уступила, чувствуя, что узкие звериные глаза и властно сомкнутые губы кружат ее, делают слабой, беспомощной, сумасшедшей. Кровать была та же самая, но под новой занавесью. Комнату вычистили и убрали. И только маленький пухлый амур на фарфоровом медальоне, как воспоминанье о том, чего могло не быть, презрительно отворачивал от кровати свою круглую, почерневшую от сажи щечку.

Всевидящий Раупах был почтителен с Гретой, и даже Матильда при нем не смела гримасничать. И все же он был хозяином. «Публике надоедает одно и то же, — сказал он однажды. — Надо придумать что-нибудь новенькое». Они сидели друг против друга — дымящий сигарой Раупах и Грета, опиравшая подбородок на маленькую руку. Прыжок с завязанными глазами, обруч, лестница смерти, мертвые петли?

— Все это старо, как мир… — вздохнул Раупах. Он скреб пальцем лысину, что делал всегда, когда забывал о хороших манерах. — Решено. Я придумал. И стал объяснять: — Завязаны глаза, свободны руки. Труднее, когда руки связаны. Остается хвататься зубами, — крошечные глазки Раупаха сладостно замаслились. — Понимаете?

— Понимаю, — со вздохом сказала Грета.

Уже несколько дней она чувствовала недомогание. У ней появилось ощущение «высоты», когда она работала на трапеции, и первый раз в жизни было страшновато смотреть вниз. По утрам ее тошнило. Она не могла есть, садясь за стол, она вспоминала окровавленный фартук Папуша и вскакивала бледная, с расширенными глазами. Временами это проходило, и она чувствовала себя хорошо, потом, всегда неожиданно, недомогание возвращалось. В конце концов, измученная борьбой с призраками, она пошла к доктору.

Цирковой врач Гримперле был невоспитанным, грязным существом, бесповоротно презиравшим свое ремесло. Выслушав Грету, он насмешливо поглядел на нее и сказал, кусая ногти:

— Вам бы следовало пойти к акушеру.

Грета побледнела. Не понимая, она смотрела на врача испуганными глазами.

— Вы… вы ошиблись, — пробормотала она.

— Ах, вы не замужем, — ухмыльнулся Гримперле, вытирая руки грязным полотенцем. — Но, милая барышня, это бывает и не замужем. Ничего не поделаешь…

Грета вышла от него ошеломленная. Ей казалось, что все кружится, вертится перед глазами, она ухватилась рукой за перила лестницы и перчаткой вытерла лоб, покрывшийся потом. Что же это такое? Выбежав на улицу, она развернула номер газеты и лихорадочно стала перечитывать адреса частных лечебниц. Ага! Вот.

В лечебнице ее направили на осмотр, она получила номерок с цифрой 9. За стеклянной дверью приемной была строгая тишина. Она сидела у окна, как каменная. Она видела зеленое перо на шляпке одной дамы, это зеленое перо ее мучило, мысль послушно возвращалась к зеленой приемной Раупаха и к попугаю с шелковым хохолком. Прошла сиделка в кокетливом кружевном чепчике. Этот чепчик остался в комнате и после того, как девушка уже ушла. Грета задыхалась — это зеленое перо и чепчик… что ж, издеваются они над ней, что ли? Белокурая дамочка входя сделала книксен. Она все пыталась разговориться и несколько раз обращалась к Грете, но Грета ничего не понимала. Блондиночка наконец оставила ее в покое, решив, что она глухая. Вдруг пробили часы. Грета не могла понять, отчего они не били прежде и где они были вообще.