Роза (пер. Ганзен)

— И сказать нельзя, какъ онъ пакоститъ коморку! — жаловался Крючкодлъ на своего сожителя. — Я иногда прямо задохнуться готовъ, и у меня въ глазахъ темнетъ отъ обиды на такую скверность. Но какъ только раскрою на ночь окошко, сейчасъ ужъ кто-нибудь изъ дворни тутъ, какъ тутъ, и со всхъ концовъ пойдетъ крикъ, чтобы я закрылъ окошко, — Фредрикъ Менза, того гляди, простудится! Да пусть себ на здоровье простудится! Я такъ прямо и говорю. Ему, пожалуй, лтъ сто десять, сто двадцать. Фу, тошно и подумать о такой старости, Господи прости мн! Это ужъ даже не по человчески такъ заживаться на бломъ свт, а по скотски! Жретъ онъ день и ночь, и докторъ говоритъ, что все дло въ его крпкомъ желудк. Ну, ужъ заболй онъ только животомъ и доведись мн ставить ему припарки, я-бы такія закатилъ ему припарки! И вдь смысла никакого нтъ, что онъ такъ зажился. Пусть-бы Господь прибралъ его во имя Іисуса Христа! Тогда-бы коморка мн одному досталась, а мн это страсть какъ нужно. Мн просто необходимо по ночамъ открывать окошко, но пока этотъ трупъ — готовъ я сказать — лежитъ тамъ и дышетъ, мн не даютъ этого длать. Ту-ту! только у него и разговору, когда не спитъ. Только это вовсе не разговоръ, а просто такъ себ, на втеръ говорится. Я пробовалъ щебетать у него подъ ухомъ, чтобы помочь ему скоротать время. Но онъ только осклабится и такую рожу скорчитъ, словно я зубъ у него рву. Не стоитъ тоже и рубаху на немъ мнять, окончательно не стоитъ; онъ сію-же минуту опять весь замусолится; лежитъ всегда на крошкахъ да на кусочкахъ, и весь полъ вокругъ него заплеванъ!

Послушать Крючкодла — волосы дыбомъ становились. Дурной онъ былъ человкъ. Онъ забывалъ, что надобно почитать старость и лучше заставлять терпть молодыхъ, чмъ какъ-нибудь обидть старика. Я и отвтилъ ему, что онъ-бы сдлалъ доброе дло въ глазахъ людей и передъ Богомъ, еслибы всячески ухаживалъ за дряхлымъ призрваемымъ и не лнился-бы и подавать ему воду для питья и хорошенько укутывать его одяломъ. — Но я задыхаюсь отъ вони ночью! — завопилъ Крючкодлъ. Онъ былъ такой жестокосердый.

Зато онъ подолгу просиживалъ съ Туловищемъ, съ чувствомъ вспоминая Брамапутру. Вотъ ея уже нтъ въ живыхъ, а какъ ее вс любили! И Оле Человчекъ былъ хорошій и старательный, только никому житья не давалъ, поролъ горячку и былъ скоръ на расправу. А вотъ Брамапутра никогда не горячилась, была такая мягкая, ласковая, и нельзя было сказать про нее, что она брезговала истинной любовью, откуда-бы она ни шла.

— Да, да, — поддакивалъ Туловище, кивая своей огромной головой.

— А потому мы должны почитать ее въ ея сырой могил! — заканчивалъ Крючкодлъ.

Наибольшую выгоду изъ этой дружбы извлекалъ Крючкодлъ. Туловище служилъ ему караульнымъ, когда онъ тайкомъ возился со своимъ дломъ въ пивоварн, а кром того, еще мишенью для всякаго рода насмшекъ и издвокъ. Но Туловище былъ такой силачъ и такъ ужасенъ въ гнв, что разъ чуть не задушилъ своего мучителя, — такъ его притиснулъ, что Крючкодлъ и языкъ высунулъ, а потомъ нсколько дней сть не могъ; больно неладно стало у него въ горл.

Въ этой большой усадьб, гд было столько всякаго народу, то и дло, вообще, случались баталіи. Сирилундъ со всми своими строеніями и площадками, разбросанными на большимъ пространств, былъ въ род цлаго городка, и весьма не мшало глядть въ оба, когда идешь, да не слишкомъ круто заворачивать за уголъ, чтобы не нарваться на какую-нибудь исторію. Взять хоть-бы такого человка, какъ Свенъ Дозорный. Онъ былъ необычайно мирнаго нрава, но все-таки не былъ ни глухъ, ни слпъ и вовсе не на все глядлъ сквозь пальцы. И вотъ, время отъ времени онъ напивался до-пьяна и сначала такъ и сыпалъ пснями и веселыми прибаутками, а кончалъ угрозами, отъ которыхъ становилось жутко. Хорошенькой Элленъ, его жен, бывшей горничной, приходилось тогда всецло посвящать себя мужу и заврять его, что она его любитъ, какъ никого въ цломъ мір. Но незадолго до Рождества, Свенъ Дозорный такъ расходился, что и жена ничмъ не могла угомонить его. Утихъ онъ, лишь когда пришелъ самъ Гартвигсенъ и поговорилъ съ нимъ съ часокъ.

Въ былое время Свенъ Дозорный былъ лихой пвецъ и плясунъ, но теперь его веселый нравъ покинулъ его, и онъ предпочиталъ стоять, глядя, какъ пляшутъ другіе, нежели самъ участвовать въ пляск. У нихъ съ Элленъ былъ уже ребенокъ, темноглазый мальчуганъ. У самого-же Свена, да и у Элленъ глаза были голубые, и ни для кого не было тайной, что отцомъ ребенка былъ Маккъ. О, у Макка было, наврно, не мало дтей въ тхъ семьяхъ, которыя жили у него на хлбахъ. Но онъ старался заблаговременно пристраивать будущихъ матерей замужъ, да и посл всячески помогалъ имъ, какъ настоящій баринъ. Въ самомъ Сирилунд насчитывали девять семей, гд у Макка были зазнобы, — кром тхъ, которыхъ онъ имлъ въ собственномъ дом и на сел. Теперь подошло время выдавать замужъ молоденькую Петрину Горничную. И боле подходящаго мужа, чмъ Крючкодлъ, для нея не находилось.