Роза (пер. Ганзен)

Я ничего на это не отвтилъ, но не собирался умрить свой пылъ; все шло такъ хорошо. И я остановился передъ нею, взглянулъ на нее и сказалъ:

— Ого!

Она поглядла на меня, тихо засмялась и проговорила:- Да что съ вами? Успокойтесь же!

Грудь у меня ходила ходуномъ, и я съ немалымъ страхомъ въ душ вдругъ шагнулъ впередъ и обнялъ Розу. Я такъ дрожалъ весь, что не могъ ничего сказать, но голова моя тянулась къ ея голов, ея ше, ея плечамъ. Длилось все это меньше секунды; ей не трудно было высвободиться изъ моихъ рукъ; и вдругъ, она шлепнула меня ладонью по щек. У меня въ голов словно колесо завертлось, я зашатался и упалъ на стулъ.

Пощечина!

Бдная Роза! Она сама себ надлала хлопотъ, — ей же пришлось утшать меня и всячески заглаживать ударъ. Я лишь мало-по-малу пришелъ въ себя. Она и уговаривала меня, и смялась, и закидывала вопросами:

— Что вы такое выдумали? Гд вы этому научились? Я сроду не видывала подобнаго! Ну, бросьте теперь и думать объ этомъ, забудьте все!

Когда въ голов у меня прояснилось, я опять впалъ въ свою жалкую, смиренную покорность и только радовался, что Роза не выгнала меня. Нтъ, не мн было гнаться за Мункеномъ Вендтомъ! Я былъ изъ другого тста; онъ-то могъ притянуть къ себ кого хотлъ. О, ему была дарована привиллегія сумасбродствовать и тутъ же на мст получать прощеніе.

Понемножку у насъ съ Розой возстановился прежній тонъ, и она опять стала бесдовать со мной вполн спокойно.

— Вы и въ послдній разъ были уже другимъ, — такимъ порывистымъ. Помните? — спросила она.

— Врно, это такъ… случайно, — отвтилъ я уклончиво.

— А почему вы теперь такъ рдко заходите къ намъ? Мы часто съ Бенони толкуемъ объ этомъ.

Я уже совсмъ присмирлъ и отвчалъ съ прежней своей грустной покорностью:

— Я захожу, спасибо, то и дло захожу. Но для васъ, пожалуй, лучше, если я не захожу; такъ мн кажется. Вы себ живете тутъ помаленьку, и вамъ хорошо, а когда я приду, вы сейчасъ принимаетесь разсказывать мн старыя исторіи и разстраиваете себя. Лучше мн приходить порже да знать, что вамъ хорошо.

Потомъ я все-таки ршилъ про себя еще разокъ попробовать методъ Мункена Вендта, прежде чмъ совсмъ отказаться отъ него. Въ начал вдь повезло было.

XXIII

Опять баронесс не оставалось ничего другого, какъ удариться въ набожность. Какъ она была взбаломучена и несчастна! Игры съ Гартвигсеномъ ей хватило всего на недлю, на дв. Да и что это была за игра! Просто отъ нечего длать. Гартвигсенъ ни аза не понималъ во всхъ ея разглагольствованіяхъ.

Потомъ она распорядилась сжечь купальную перину своего отца. Устроить эту штуку изловчился покорный рабъ баронессы Іенсъ Папаша. Хитеръ онъ былъ! Подкараулилъ однажды въ лунную ночь, когда перина сушилась на печк въ пивоварн, и бросилъ въ трубу катышокъ горящей смолы; перья вспыхнули, и перина въ одну минуту погибла. А вслдъ за тмъ длинноногій Іенсъ Папаша въ два прыжка — съ крыши и за ближайшій домъ. Я все видлъ изъ своего окна.

Да, я былъ всему свидтелемъ, такъ какъ стоялъ у окна и наблюдалъ. Баронесса не скрыла отъ меня, что такое готовилось. Она открыто и честно шла противъ отца, чтобы прекратить въ своемъ дом эту позорную комедію съ купаньемъ и купальщицами. Посвятила она меня въ свой планъ, отнюдь не обязывая молчаніемъ, и я, долженъ сознаться, оцнилъ эту ея тонкую черту и оправдалъ довріе, — былъ нмъ, какъ могила, и до и посл событія. Да, она дйствительно была женщина тонкая и выдающаяся.

Но Маккъ, эта властная душа, не былъ бы отцомъ баронессы и важнымъ бариномъ, если-бы не нашелся въ такомъ случа. Когда Крючкодлъ явился и доложилъ о случившейся бд, Маккъ тотчасъ же веллъ оповстить, что скупаетъ пухъ и перо по высокимъ цнамъ. Разсказывали, что и прежде ему пришлось однажды прибгнуть къ такому же средству, чтобы обзавестись новою периной, къ Рождеству. И на этотъ разъ тоже двухъ дней не прошло, какъ въ Сирилундъ нанесли горы нжнйшаго пуха съ тхъ дворовъ, обитатели которыхъ промышляли собираньемъ яицъ и пуха на птичьихъ островкахъ и по берегамъ фьорда.

Такъ что мало проку было предавать перину Макка сожженію.