— Какъ-же, благодарю васъ, — отвтилъ я коротко.
— Врно, вы очень заняты? Часто ходите въ Торпельвикенъ?
— Нтъ, — сказалъ я.
— Однако, слдовало-бы.
Вотъ послдняя наша недолгая бесда съ Розой до того, какъ совершилось великое событіе. И Роза, и я стояли у прилавка, и она протянула мн на прощаніе свою теплую, милую руку. Она была въ песцовой накидк. Какъ странно теперь представить себ все это: эта женщина имла надо мной такую власть, что, когда она вышла изъ лавки, я постарался стать какъ разъ на то самое мсто, гд только что стояла она. И мн сдлалось какъ-то тепло и сладко; меня охватило такое славное чувство. Хоть я никогда и не впивалъ ея дыханія, я такъ ясно представлялъ себ его сладость; мн говорили объ этомъ ея руки, ея разгоряченное лицо, пожалуй, все ея существо. Но, врно, все это происходило отъ того, что обожанію моему не было границъ. Сколько разъ я думалъ въ т времена: будь Господу угодно дать мн Розу, изъ меня, пожалуй, вышло-бы кое-что побольше того, что я теперь представляю собою. Впослдствіи я сталъ разсуждать спокойне и примирился со своей долей.
Въ Сирилунд все опять шло своимъ обычнымъ ровнымъ ходомъ. Маккъ вдалъ контору и внутренній распорядокъ, а Гартвигсенъ вншній. Но баронесса опять соскучилась; набожность уже не умиротворяла ея больше.
— Я больше не хожу въ церковь; онъ тамъ стоитъ да болтаетъ, какъ ребенокъ о длахъ взрослыхъ! — отозвалась она о нашемъ приходскомъ пастор.
Потомъ она выразилась и еще ясне. Было это въ воскресенье на масляниц, когда она расшалилась съ дтьми и пошла съ ними хлестать насъ всхъ масляничной розгой еще въ постели:
— Надоли мн вс эти посты, да псалмы, да каяніе! Валяйте, двочки!
Да, баронесс Эдвард все надодало рано или поздно. И вотъ она опять нсколько дней была весела, распвала, шалила. — Что это съ тобой? — спрашивала она степенную и богобоязненную Маргариту. — Ты какъ будто вздыхаешь; съ чего это? — и Маргарита понемножку тоже переставала быть прежней тихоней. Видно, баронесса заразила ее, то и дло выводя ее изъ ея серьезности. Да, врно, и не такъ-то легко было оставаться глухой къ лукавымъ рчамъ Макка, когда онъ бралъ свою ванну; и Маргарита, пожалуй, не всегда оказывалась на-сторож. Во всякомъ случа, когда Маккъ разъ вечеромъ попросилъ ее позвать къ нему для ванны еще жену Свена Дозорнаго, Маргарита исполнила и это — все съ тмъ-же невиннымъ лицомъ, какъ и все остальное. Охъ, врно, трудненько было уберечься молоденькой Маргарит! Сама баронесса больше не вмшивалась въ сумасбродства своего отца; все и пошло опять по старому, какъ было до этой ея полосы набожности.
Но у Элленъ во всемъ свт былъ лишь одинъ возлюбленный — Маккъ. Просто удивительно было смотрть на нее. Она и не терпла никого рядомъ съ собой, а тутъ замшалась эта Маргарита!.. Чего ей понадобилось у Макка? Разъ вечеромъ я и услыхалъ на двор подъ своимъ окномъ споръ этихъ двухъ женщинъ. Он ссорились съ самой ванны Макка. Об, и Элленъ и Маргарита, горячились и не стснялись говорить и браниться во всеуслышаніе. Я было постучалъ въ окошко, но имъ дла не было до студента.
Голос у Элленъ былъ съ сладострастной хрипотой. Она говорила:- Да, хороша ты, нечего сказать!
— А теб-бы молчать! — отвчала Маргарита. — Обойдусь и безъ тебя.
— Какъ-бы не такъ! Не самъ-ли онъ послалъ тебя за мной?
— Ну, такъ что-же? А ты не умешь вести себя по-людски и держаться смирно.
— А ты зачмъ корчишь изъ себя набожную?
— Да я-то набожна, а ты какова? — огрызалась Маргарита. — Не умешь вести себя по-людски.
— О, ты-то, по глазамъ видно, на все готова. Тьфу!
Маргарита съ озлобленіемъ закричала:
— Ты еще плюешься! Постой, я ему скажу.
— Сдлай милость. Очень мн нужно. А ты вотъ скажи мн: чего ради ты растираешь ему всякія мста? Я вдь видла.
— Я длаю, что мн велятъ.
Элленъ передразнила:- Велятъ! Хоть бы ужъ не прикидывалась. Я-то знаю, что онъ уже не разъ бралъ тебя къ себ.
— Онъ теб разсказывалъ?
— Да, разсказывалъ.
— А вотъ я спрошу его.
ХXVI
Разъ утромъ Гартвигсенъ впопыхахъ вошелъ въ лавку, прошелъ за прилавокъ и въ контору. Пробылъ онъ тамъ всего нсколько минутъ, а когда вышелъ, и у кого-то, какъ бывало всегда, оказалось до него дло, онъ только рукой махнулъ:
— Сегодня мн недосугъ; у меня дома больная супруга.
Я сразу почувствовалъ острую боль въ сердц и ахнулъ.
— Ну, ну, — сказалъ Гартвигсенъ, улыбаясь, — ей уже лучше, но…
— Значитъ, еще ночью случилось?
— Гартвигсенъ отвтилъ: — Да, отпираться не приходится. Родился мальчикъ.
Гартвигсенъ не спалъ ночь, но сіялъ гордостью и счастьемъ. Онъ распорядился, чтобы Стенъ Приказчикъ не отказалъ двумъ бднымъ женщинамъ въ ихъ просьб, и вышелъ такъ же поспшно, какъ вошелъ. Онъ, врно, только затмъ и приходилъ, чтобы сообщить Макку новость. Тому самому Макку! Да, его можно было подозрвать въ чемъ угодно и даже ненавидть, но онъ былъ здсь настоящимъ господиномъ.