Роза (пер. Ганзен)

И позднимъ вечеромъ ванна вновь узрла свтъ Божій. Диво, да и только! Никто ничего не зналъ объ этомъ, ни баронесса, ни Роза; мы отправились въ лсъ при яркомъ свт мсяца и свернаго сіянія и быстро обдлали все дло. Люди были взяты т-же, что для погребенія: Свенъ Дозорный, кузнецъ и бондарь, и земля была по прежнему рыхлая, такъ что дло обошлось безъ кирокъ.

— Никогда-бы этой ванн и не бывать въ земл, кабы не Эдварда, — сказалъ Гартвигсенъ. — Не слдъ никогда слушать бабъ и имъ подобныхъ.

И вс трое мужей, работавшихъ лопатами, оказались того-же мннія: подальше отъ бабъ и имъ подобныхъ; бабье такъ бабье и. есть. И эти-же самые трое мужей работали, не покладая рукъ, хотя отличію знали, что длали; знали, что опять эта ужасная постель станетъ грозой и для нихъ троихъ, и для многихъ другихъ; но иного исхода, видно, не было. До новаго обыска во всякомъ случа цлый годъ. И, кром того, лежаніе Макка на одр болзни грозило такими бдами, такъ всхъ удручало, что чуть-ли не все другое казалось лучше. Да и, повидимому, Свену Дозорному похороны Макковой ванны особаго супружескаго благополучія не принесли и не сулили впредь; какъ бы тамъ ни было, онъ теперь такъ усердно откапывалъ ее, что потъ лилъ съ него градомъ. Что-же до остальныхъ двоихъ, то вотъ какъ они разсуждали. Началъ кузнецъ:

— Сколько знаю васъ, Гартвичъ, — вы не оставите насъ за труды.

— Небось, не оставлю! — подтвердилъ Гартвигсенъ. — Смотрите только, поосторожне съ периной! Наволочка-то вдь краснаго шелку.

— Да вотъ, бондарь такой неряха! — отозвался кузнецъ.

— Я неряха? — сердито вступился бондарь. — Да я бы голыми руками рылъ, только-бы не попортить перину!

Они были настоящія дти и работали за ласку и награду.

Наконецъ, ванна была совсмъ освобождена отъ земляного покрова, и оставалось только вытащить ее на веревкахъ изъ могилы. Когда и это было сдлано, люди перевели духъ и стали осматривать и ощупывать ванну — не попортилась-ли она, да не очень-ли помялась. Гартвигсенъ же собственноручно снялъ мшки, встряхнулъ перину и подушки, а потомъ собственнымъ носовымъ платкомъ обмахнулъ шелкъ.

— Ни морщинки, ни пятнышка, какъ говорится по старин! — сказалъ онъ, довольный. Посл того, люди снова зарыли могилу.

Дло, шло уже къ ночи, когда мы двинулись домой, неся ванну. Несли мы вс. Гартвигсенъ сильно побаивался баронессы и вслухъ высказывалъ пожеланія, чтобы ванна была уже на мст. Потомъ меня выслали впередъ узнать, все-ли въ порядк: если я не вернусь въ скоромъ времени обратно, — значитъ, можно двигаться съ ванной къ дому. Такъ мы уговорились.

Въ большой горниц огня не было; во всемъ главномъ зданіи свтились только окна Макка да баронессы. Я обошелъ вокругъ дома: и у ключницы, и въ людской было темно. Тогда я взошелъ на крыльцо и поднялся къ себ на верхъ. Какъ всегда, я немножко трусилъ, но разъ я все обслдовалъ, совсть у меня была чиста.

Черезъ нсколько минутъ я услыхалъ глухой топотъ ногъ въ другомъ конц дома. Идутъ съ ванной, подумалъ я. Вскор послышался скрипъ отворяемой двери. Я вышелъ въ корридоръ и сталъ прислушиваться; баронесса вышла изъ своей комнаты и спросила:- Это что значитъ? — А что? — отозвался Гартвигсенъ снизу. По голосу его было слышно, что онъ не больно-то увренъ въ себ. — Я спрашиваю, что это значитъ? — раздался опять голосъ баронессы, на этотъ разъ далеко не бархатный. На это Гартвигсенъ отвтилъ:- Живе, живе, молодцы!.. Что это значитъ? Да вы не видите разв, что онъ лежитъ и пропадаетъ понапрасну? Этакъ онъ помретъ у насъ на рукахъ! — Баронесса была слишкомъ горда, чтобы препираться съ кмъ-бы то ни было въ корридор, и вернулась въ свою комнату.

Такимъ образомъ, все обошлось благополучно.

На утро судовъ въ залив уже не было; они ушли ночью. Добрйшій Свенъ Дозорный, сдлавъ свое дло на суш, опять сталъ только шкиперомъ на своемъ большомъ судн и вновь покинулъ края Сирилунда и своей жены. Все опять вошло въ свою колею.

И вотъ, какъ чудомъ какимъ, Фердинандъ Маккъ, душа и сила мстечка, сталъ въ ближайшіе-же дни медленно, но явно поправляться. Для всхъ насъ это прямо явилось добрымъ чудомъ; пришлось и баронесс признать это. Но все-таки она не сложила своихъ тонкихъ, властныхъ рукъ; да, такой настойчивости я сроду не встрчалъ. Съ первой же новой ванны отца, баронесса не пожелала доврять растиранья никому, кром новой богобоязненной горничной Маргариты; пришлось той взять на себя этотъ трудъ! И что-же, Маккъ въ ванн оказался самымъ обходительнымъ человкомъ, готовымъ благодарить за малйшую услугу, такъ что Маргарит поистин ничего не сталось; она вышла отъ него все такая же невозмутимая, тихая, и въ тотъ вечеръ и въ слдующіе.

Насталъ чередъ Гартвигсена торжествовать.

Когда у Макка прибавилось аппетита, и онъ могъ уже вставать съ постели, Гартвигсенъ присвоилъ себ всю честь за это. Забавно было слушать его добродушныя похвальбы: — Красный шарфъ не помогъ, — говорилъ онъ, — и докторъ, и капли не помогли. Тогда я сразу смекнулъ, чего ему не достаетъ. Да, все дло окончательно въ смекалк!