Роза (пер. Ганзен)

Да, Мункенъ Вендтъ былъ правъ: я позналъ теперь истину его словъ. Въ первый же день, какъ мы съ нимъ встртились въ лсу, онъ сказалъ: «Ты по комъ-то вздыхаешь напрасно? Вотъ теб совтъ: останови свой взоръ на „недостойной“. Увидишь! Та, первая твоя любовь, сама къ теб придетъ, ей не снести будетъ твоей „погибели“, она захочетъ спасти тебя, отвлечь отъ края бездны. Порядочная женщина полна слпой вражды къ непорядочной и готова зайти очень далеко, даже пожертвовать собою, чтобы только спасти тебя изъ рукъ недостойной». — Вотъ что говорилъ Мункенъ Вендтъ; онъ самъ испыталъ это на себ, и гордая фру Изелинъ изъ Оса была примромъ. О, Мункенъ Вендтъ былъ человкъ знающій.

Но что же изъ того? Я былъ изъ другого тста, чмъ Мункенъ Вендтъ, и тутъ опять далъ маху. Роза занялась чмъ-то, но я видлъ, что она раздосадована и безъ нужды по нскольку разъ обтираетъ пыль съ клавесина. Идетъ на ладъ! — сказалъ я про себя.

И я думалъ подлить масла въ огонь, продолжая расхваливать Эдварду изъ Торпельвикена:- Да, она-то не камееная; еще поблагодарила меня за посщеніе. — Но Роза уже смотрла равнодушно, перестала обтирать пыль и сла.

— Да, вотъ представьте, мн такъ было хорошо у Эдварды изъ Торпельвикена! — прибавилъ я.

— Ну, хорошо, и слава Богу! — отвтила Роза. — Сами теперь видите, стоитъ вамъ побывать гд-нибудь… увидть другихъ…

— Да, вы были правы. И посл того, я каждый разъ, заходя къ вамъ въ комнату, смотрлъ въ ту сторону, гд живетъ она. Да, вотъ еще что: когда я уходилъ, она сказала мн: заходите опять!

При этихъ словахъ я впился въ Розу, какъ нищій, какъ осужденный. А она просіяла всмъ лицомъ, врно, обрадованная перспективой избавиться отъ моей докучной любви, и сказала:

— Вотъ видите! Да, я отлично понимаю, что вы могли влюбиться въ нее. Она такая добрая, милая. Отецъ мой говорилъ также, что она очень хорошо отвчала на конфирмаціи. Значитъ, она и способная, вдобавокъ.

— Да, — только и могъ проговорить я.

— Теперь вамъ надо почаще навщать ее; непремнно. Вы вдь можете каждый разъ останавливаться у моихъ родителей; они всегда будутъ вамъ рады.

Тутъ мн осталось спасти то, что еще можно было спасти, и я сказалъ:

— Ну вотъ, теперь я, по крайней мр, поболталъ съ вами и отвлекъ васъ хоть на минуту отъ вашихъ собственныхъ горестей.

По дорог домой я встртилъ Гартвигсена, возвращавшагося отъ Макка. Видъ у него былъ крайне задумчивый.

— Компаньону моему все хуже, а не лучше, — сказалъ онъ. — Завтра суда наши отплываютъ, а мн же не разорваться; надо и въ контор быть, и везд. Хуже всего то, что он просто житья не даютъ Макку въ собственномъ дом; взяли теперь новую горничную…

Я уже зналъ про новую горничную, взятую на мсто Петрины, которой пора было замужъ. Это баронесса добыла съ помощью Іенса Папаши такую двушку съ крайнихъ шкеръ. Звали ее Маргаритой; она была и молода, и миловидна, но при всемъ томъ удивительно степенна и богобоязненна.

— Эту Маргариту посадили у Макка на ночь давать ему капли, — разсказывалъ Гартвигсенъ. — Они и стали разговаривать между собою, и Маргарита нашла, что Макку слишкомъ мягко стелютъ; ему-бы на вникахъ лежать.

— На вникахъ! — изумился я.

— Да, видали вы такихъ сумасшедшихъ? — сказалъ Гартвигсенъ. — Въ лавк меня и ждала записка отъ Макка, чтобы я зашелъ къ нему. Потому, скажу я вамъ, онъ не можетъ обойтись безъ меня. Ну, я зашелъ къ нему, а онъ и на человка больше не похожъ и говоритъ мн:- Мн теперь нуженъ твой добрый совтъ, Гартвичъ! — Вы можете быть спокойны, не всякому-то скажетъ такія слова Маккъ Сирилундскій; но безъ меня ему окончательно не обойтись. Я и говорю ему, что, какъ поистин онъ, а не кто другой, поднялъ меня однажды изъ праха, такъ и я, ежели ему нуженъ мой совтъ, всегда готовъ. Маккъ и разсказалъ мн про вники. — Не бывать этому! — сразу сказалъ я. — Блены он обълись что-ли, эти бабы! — а Маккъ говоритъ опять:- Спасибо! Я хотлъ услыхать слово разумнаго человка. — И еще заговорилъ о томъ, что надобно ему найти средство выздоровть, стать опять на ноги. — Не то, — говоритъ, — ежели я буду все лежать тутъ, мн только и останется думать безъ конца, не смыкая глазъ по ночамъ, да начать спасать душу.

Тутъ Гартвигсенъ пріостановился. Ему такая перемна въ Макк показалась столь неестественною, что онъ даже глаза вытаращилъ отъ изумленія.

— Вотъ такъ диво! — сказалъ я.

Гартвигсенъ-же подумалъ-подумалъ и сказалъ:

— Неужто-же нтъ на земл средства противъ живота? На кой чортъ тогда намъ доктора?

И вдругъ, собравъ всю свою крестьянски острую сообразительность, прибавилъ:- Всмъ намъ, я думаю, вдомекъ, что, коли такой работящій человкъ, какъ Маккъ, останется лежать въ постели, то ему крышка. Его надо поставить на ноги.

— Да, вотъ въ томъ-то вся и штука!

— Да, да, — сказалъ Гартвигсенъ и двинулся дальше. — Но я скажу: чмъ дать ему спасать душу, лежа на вникахъ, я лучше возьму да выкопаю ему его ванну!

XXV