Роза (пер. Ганзен)

Мн въ ту минуту пришли въ голову дв мысли. Первой мыслью было: Роза называла меня ребенкомъ, и почему бы ребенку не присутствовать при разговор взрослыхъ? Такъ ей опять хотлось унизить меня!

— Нтъ, къ чему же мн оставаться тутъ? — сказалъ я.

— Къ тому что… нтъ, останьтесь здсь, — отвтила она.

Тогда я остановился на второй своей мысли: она чувствуетъ себя спокойне при мн. Ей не удалось уклониться отъ этой встрчи, вотъ ей и хочется покончить все разомъ. Я остался.

— Это Николай, — сказала она мн.

— Николай Аренценъ, — прибавилъ человкъ. — Бывшій адвокатъ. Въ свое время я разыгрывалъ здсь роль полупровиднія. Я былъ Николай Аренценъ — законъ. Теперь я — благая всть.

Рчь эта была обращена ко мн, и я въ отвтъ спросилъ:

— Съ какой-же благой встью явились вы?

— Да, вотъ что я теб скажу, Роза, — отвтилъ онъ, совсмъ уже не обращая вниманія на меня: — по моему, намъ съ тобою одна дорога — въ воду.

— Пожалуй, это и будетъ самое лучшее, — отозвалась она.

Молчаніе.

Я смотрлъ на него: человкъ лтъ тридцати, довольно обыкновенной наружности, круглолицый, съ короткой шеей, но съ красивымъ ртомъ.

— Нтъ, почему же это будетъ самое лучшее? — вдругъ спросилъ онъ. — У тебя есть мужъ и ребенокъ, передъ тобой долгая жизнь. Нтъ, Роза!

Она на это отвтила:- Ты все тотъ же, какъ вижу.

Я подумалъ: Боже ты мой, съ какой стати она сидитъ тутъ и ведетъ эти разговоры? Встать бы да уйти!

Тутъ онъ сказалъ отрывисто и ршительно:

— Послушай, Роза! Что я говорилъ теб? Не говорилъ-ли я, что почтарь Бенони — вотъ мужъ какъ разъ по теб, а не я. Это всякій теленокъ понялъ бы.

— И ты ничего не говоришь на то, что я вышла замужъ?

— Нтъ. Это дло конченное.

— Конченное? — спросила она, впервые проявляя интересъ. — Они сказали, что ты умеръ, потому я и вышла.

— Ну да, это дло конченное. То-есть, чорта съ два! Я затмъ и явился, чтобы покончить. Умеръ? Ну, конечно, я умеръ. За то мн и обязались заплатить. Да вотъ не заплатили; то-есть, не сполна; эти милые господа надули меня. Вотъ я и всплылъ снова, ожилъ.

Она, очевидно, давно привыкла къ его неимоврному цинизму, но тмъ не мене, ее всю передернуло. И онъ это замтилъ.

— Конечно, конечно, — оскалилъ онъ зубы, — ты охвачена ужасомъ и такъ дале. Но я не собираюсь жить дольше получки; какъ только мн заплатятъ сполна, я опять умру. Можешь сказать спасибо надуваламъ за то, что я здсь. Я ихъ дважды предостерегалъ; что же они не избавили тебя отъ такого рандеву? Я два раза подавалъ признаки жизни своей матери, но надувалы не пожелали добить меня.

Роза нсколько успокоилась, сложила руки и сказала:- О, какъ все это ужасно!

— Да, я ужасный человкъ, я все тотъ-же. Но думала-ли ты, что господа эти способны на такія штуки? Впрочемъ, пойми меня, какъ слдуетъ: я не столько подозрваю твоего мужа, сколько его агента.

— Кого? Я не понимаю…

— Макка.

Я не сводилъ глазъ съ Аренцена. Въ немъ было что-то такое симпатичное и ршительное. Только бы его грубая откровенность служила лучшимъ цлямъ. Я хотлъ помочь Роз поскоре ршиться и сказалъ ей:

— Извините, но вы бы спросили его, зачмъ онъ посвящаетъ васъ въ подробности этой сдлки?

— А это я сейчасъ скажу теб,- отвтилъ онъ Роз. — Твой бракъ съ Бенони въ наизаконнйшемъ порядк, и я ничего не добиваюсь по этой части. Твое вполн заслуженное мною презрніе я несу уже много лтъ, и если-бы теб захотлось вспоминать обо мн безъ тошноты, то пришлось-бы, конечно, вернуться далеко вспять, къ днямъ нашей юности. Хорошо. Но теперь дло въ томъ, что мн нужна недополученная сумма, нужна для извстной цли. Я и подумалъ: можетъ быть, Роза поможетъ мн дополучить ее.

— Насчетъ воспоминаній прошлаго ты правъ, — сказала Роза, какъ бы отвчая на собственныя мысли. Пожалуй, она хотла сказать еще больше, но онъ перебилъ ее.

— Конечно. Ты и прежде это говорила не разъ; я знаю. И если у тебя хватаетъ охоты пичкать себя этими воспоминаніями юныхъ лтъ, — на здоровье! Въ сущности же, теб, пожалуй, больше всего хотлось бы, чтобы я предсталъ передъ тобою теперь въ такомъ вид, который располагалъ-бы къ нкоторому сочувствію, состраданію. И чтобы я выжалъ у себя изъ глазъ слезу по поводу того, чего я лишился въ теб… Ну, скажи, разв теб не пріятно было-бы, если-бы я, въ угоду твоей сантиментальности, зашатался бы и упалъ къ носкамъ твоихъ башмаковъ?

Никогда мн не забыть, какъ озадачилъ меня прямолинейный, чистйшей воды цинизмъ этого прощалыги. Но ей онъ помогъ встать на ноги. Она быстро поднялась и съ досадой и горечью наморщила брови.

— Я не хочу больше разговаривать съ тобой!

— Даже, если я намекну на твою раскаленную мдную улыбку? — спросилъ онъ невозмутимо.

— Да, — только и отвтила она, опять сла и принялась совать кончикъ башмака въ снгъ. Никогда не видлъ я ее такою разобиженной.

— Ступай-ка домой къ ребенку! — вдругъ сказалъ Николай Аренценъ серьезно и внушительно. — Мы съ тобою покончили.

— Да, — сказала она, — Богъ свидтель, что такъ.

— Да вотъ только я не получилъ всей суммы сполна.

— Получишь, не бойся; я поговорю съ Бенони.

— Спасибо.

— Наврно, тутъ просто недоразумніе. Я уврена, что Бенони не при чемъ.