Роза (пер. Ганзен)

Я не могъ найти себ покоя ни дома, ни вн дома, шлялся съ мста на мсто цлый день и видлъ, что Гартвигсенъ еще разъ побывалъ въ дом кузнеца. Пошелъ расплатиться съ Аренденомъ, подумалъ я. На другой день посл обда я опять направился къ пристани, думая: не узнаю-ли еще чего нибудь, когда буду проходить мимо дома Розы. Но такъ ничего и не узналъ. Роза стояла у окна съ ребенкомъ на рукахъ; видъ у нея былъ веселый и счастливый, и она высоко подняла малютку, показывая его мн. Я помахалъ ей палкой и подумалъ: слава Богу, съ ней ничего не случилось худого! И пошелъ на пристань.

На набережной стоялъ Гартвигсенъ, разговаривая съ кузнецомъ. Тутъ-же возились съ чмъ-то бондарь и еще двое пристанныхъ рабочихъ. Такимъ образомъ, всего набралось человкъ пять, кром меня. Гартвигсенъ все разспрашивалъ кузнеца о его гост, Никола Аренцен, который очень его занималъ и произвелъ на него наилучшее впечатлніе.

— А я вотъ какъ разъ стою да разговариваю съ кузнецомъ о его постояльц,- сказалъ мн Гартвигсенъ, когда я подошелъ. — Я заходилъ къ нему вчера съ кое-какими деньгами; онъ меня поблагодарилъ и, по всему видно, остался доволенъ. Да, да, не мое было дло платить ему теперь, а Макково; ну, да пусть. Я не стою за деньгами, не торгуюсь въ такихъ длахъ. Онъ сейчасъ дома, у тебя?

— Нтъ; ушелъ къ матери, — отвтилъ кузнецъ.

Гартвигсенъ продолжалъ насчетъ Аренцена:

— Когда я уходилъ отъ него вчера, онъ не позабылъ поздравить меня съ новорожденнымъ и все такое. Отличный человкъ!

— Да, насчетъ этого нечего сказать! — подтвердилъ кузнецъ.

Добрякъ Гартвигсенъ былъ, очевидно, такъ доволенъ и удивленъ тмъ, что Аренценъ не предъявляетъ никакихъ правъ на Розу, что совсмъ размякъ.

— Сразу видно, что онъ человкъ обученый по всмъ статьямъ, — добавилъ онъ.

А кузнецъ и на это опять отозвался, кивая головой:- Да, насчетъ этого ужъ нечего сказать! Тогда Гартвигсенъ объявилъ:

— Я бы радъ былъ взять его учителемъ къ себ въ домъ.

И кузнецъ и я ничего не нашлись сказать на это, а Гартвигсенъ переводилъ глаза съ меня на него и обратно.

— За жалованьемъ дло не стало-бы и за пищей и моимъ кровомъ тоже.

— Да, онъ бы не прогадалъ, — замтилъ кузнецъ. — Вы съ нимъ толковали насчетъ этого?

— Нтъ еще.

— Пожалуй, и не надо, — сказалъ я.

— Вы такъ полагаете? Не знаю… Но я могъ бы напасть на кое-кого и похуже, какъ теперь смекаю. Видимое дло, онъ человкъ весьма обученый по всмъ статьямъ и наукамъ, какія только есть.

— Поговорите объ этомъ съ вашей супругой, — сказалъ я.

— Я ужъ говорилъ съ нею утромъ, — отвтилъ Гартвигсенъ. — Но супруга моя и слышать не хочетъ. Говоритъ, что не пуститъ его къ себ въ домъ, да и конецъ. Это она ужъ просто черезъ край хватаетъ. Но все это дамское сословіе и прочія имъ подобныя — большія причудницы… Ей никого не нужно, кром меня.

Вдругъ на дорог показался самъ Николай Аренценъ. Вс мы поклонились ему издали, и онъ отвтилъ. Нельзя было замтить въ немъ ничего особеннаго.

— Хотите поучиться самоубійству, ребята? — спросилъ онъ.

Мы не сразу отвтили, но кузнецъ, который зналъ его лучше, чмъ другіе, видимо, принялъ его слова за шутку и сказалъ:

— Самоубійству? Отчего нтъ? Не худо поучиться и этому.

Тогда Аренценъ разбжался и спрыгнулъ съ набережной въ воду.

— Да что же это?! — ахнули мы, глядя то другъ на друга, то на воду.

Заливъ всю зиму не замерзалъ по настоящему, но у береговъ затянулся тонкой корочкой льда; Аренценъ пробилъ ее тяжестью своего тла и въ одинъ мигъ скрылся подъ водой. У кого-то изъ насъ мелькнуло въ ум — не вздумалось-ли ему выкупаться? Но это было и не по сезону, и не по погод. Кузнецъ опомнился первый, смекнувъ, что случилась бда, и кинулся по сходнямъ къ лодк. Мы же, остальные, все еще не разобрали хорошенько, въ чемъ дло. Наконецъ, и Гартвигсенъ крикнулъ бондарю, чтобы онъ скоре садился съ нимъ въ другую лодку.

Об лодки усердно искали утопленника дреками и часъ и два — все напрасно. У самой набережной было мелко, но, можетъ быть, тутъ шло сильное подводное теченіе, и Аренцена сразу отнесло подальше, гд глубина доходила до двадцати саженъ. Когда стемнло, пришлось прекратить поиски.

— Я таки догадывался! — сказалъ кузнецъ, когда мы шли съ пристани. — Онъ въ послдніе дни такъ много и чудно разговаривалъ. Я спрашивалъ его, за что онъ теперь возьмется. «Ни за что я больше не возьмусь,» говоритъ, (ея давно все покончилъ. — Но теперь у васъ много денегъ, — говорю я. «Это матушкины деньги», говоритъ. И вотъ еще сегодня поутру сказалъ мн: «Приходи на пристань черезъ часокъ.» — Хорошо, — говорю, — приду. Тогда онъ надлъ шапку и пошелъ къ матери.

Вс мы замолчали. Гартвигсенъ простился съ нами у поворота къ своему дому, а мы съ кузнецомъ пошли дальше.

Я все думалъ о Никола Аренцен и спросилъ:

— Что онъ говорилъ еще, когда вы сидли и бесдовали? Что онъ говорилъ вчера, посл того, какъ повидался съ Розой?