Роза (пер. Ганзен)

— Это что за пароходикъ прибгалъ тутъ раза два? — На немъ возили крестить сына Гартвигсена, — отвтилъ я. — И какъ этотъ человкъ изъ кожи лзетъ, чтобы растрясти свои гроши! — Кончится, пожалуй, тмъ, что Гартвигсенъ купитъ пароходъ, — сказалъ я, но смотритель покачалъ головой и возразилъ:- Пусть-бы лучше кашей запасся.

Но, кажется, Гартвигсенъ и не думалъ больше разыгрывать изъ себя богача, который соритъ деньгами зря. Правда, онъ шибко хвастался великимъ событіемъ, которое устроилъ, но уже пересталъ оказывать кредитъ всмъ и каждому и въ лавк, и на пристани. Я разъ самъ слышалъ, какъ онъ отвтилъ одной бдной женщин, которая просила отпустить ей кое-что въ долгъ изъ лавки:- Насчетъ кофею и прочаго, а также насчетъ всякихъ матерій, ты поди потолкуй съ моей супругой. — У меня не было никакихъ общихъ длъ съ Гартвигсеномъ и Розой, но все-таки я порадовался за нихъ, услыхавъ это. Гартвигсенъ, конечно, все еще былъ очень богатый человкъ, и Роза, врно, суметъ отвадить его выставляться со своимъ богатствомъ на посмшище. Оно къ тому и шло.

О, да, все теперь складывалось хорошо.

Вотъ только эта злополучная баронесса Эдварда! Отъ нечего длать она опять принялась за Гартвигсена. Право, и смяться, и плакать было впору, глядя на нее. Она ловила его то на пристани, то на мельниц, встрчала на дорог и примазывалась къ нему; но Гартвигсену, очевидно, надоли ея выспреннія рчи, въ которыхъ онъ ни аза не понималъ, и онъ старался поскоре отдлаться отъ нея. Такъ продолжалось нсколько времени, зима уже подходила къ концу, а баронесса все не унималась, но еще пуще распалялась желаніемъ вскружить Гартвигсену голову. Онъ, однако, не поддавался. Должно быть, Роза успла пріобрсти на него прочное вліяніе.

— Выпишите опять Мункена Вендта! — сказала мн однажды баронесса.

— Я самъ скоро отправлюсь къ нему, — отвтилъ я.

— Такъ вы уходите отъ насъ? — только и сказала она и опять пошла ловить Гартвигсена.

Со свойственнымъ ей задоромъ она никакъ допустить не хотла, чтобы Роза могла такъ привязать мужа къ себ, и вотъ всячески поддлывалась къ Гартвигсену, даже стала говорить съ нимъ проще и понятне. Но Гартвигсенъ сохранялъ свою благую стойкость. Баронесса-же отзывалась о Роз:- Какая она стала насдка, обзаведясь мужемъ и ребенкомъ!

Да, порою эта мудреная дама держала себя отнюдь не по барски, не похоже на баронессу.

Какая разница была между нею и ея отцомъ! Этотъ человкъ никогда и ни въ чемъ себ не измнялъ, никогда не ронялъ своего достоинства. Теперь вотъ пришла къ нему старуха Малене, мать Николая Аренцена, по важному длу. Она принесла въ платк всю ту кучу кредитокъ, которыя ей достались отъ сына, и, крпко держа узелокъ обими руками, заявила, что принесла деньги на храненіе Макку. Тотъ и глазомъ не сморгнулъ, но отвтилъ:- Совершенно правильно; давай свои деньги мн, и будешь помаленьку забирать у меня товаромъ — что понадобится. — Онъ занесъ сумму въ книгу и кивнулъ старух. — А то он мн спать не давали! — сказала она. — Теперь можешь себ спать спокойно, — отвтилъ Маккъ. Когда Гартвигсенъ узналъ объ этой афер, онъ всплеснулъ руками и сказалъ: — Нтъ, неужто онъ теперь въ третій разъ угобзится этими деньгами!

Разъ баронесса попросила меня пойти съ нею въ коморку къ Фредрику Менз. — Прямо безобразіе, онъ тамъ валяется, — сказала она, — непремнно надо прибрать его немножко. — Сначала я было не понялъ, почему она зоветъ именно меня, но подумалъ, что, врно, на баронессу опять нашла полоса набожности, и она хочетъ сдлать доброе дло. Я и пошелъ съ нею.

Старикъ лежалъ въ коморк одинъ одинешенекъ; Петрина ушла съ ребенкомъ. Воздухъ былъ спертый и невыносимый; стны и полъ около постели были загажены до нельзя. Баронесса распахнула окно, чтобы было чмъ дышать. Затмъ свернула бумажный картузъ, заглянула въ него и сказала: — я не была-бы дочерью торговца, еслибъ не сумла свернуть картуза. — Старикъ, заслышавъ чужой голосъ, отвчалъ громкимъ: «тпру-тпру!» Онъ, врно, принялъ насъ за лошадей. А баронесса принялась осматривать его и обирать съ него наскомыхъ въ бумажный картузъ…

Я же сталъ думать про себя: какая странная смсь добра и зла въ этой барын! Вотъ она не брезгуетъ такимъ дломъ, отъ котораго воротятъ носъ ея слуги. И я принялся помогать ей обирать со старика наскомыхъ. Баронесса слегка почесала его, а онъ хотлъ помочь и ловилъ пальцами воздухъ.

— Подержите-ка теперь картузъ! — сказала мн баронесса.

Она взяла гребень и принялась вычесывать голову старика. Уфъ, какая э. то была ужасная работа и какой требовала осторожности! Худе всего было то, что старикъ не хотлъ лежать смирно. Бдняжка Фредрикъ Менза былъ совсмъ заброшенъ; некому было почесать его; теперь-же Господь послалъ ему такую отраду. И онъ облизывался и причмокивалъ отъ удовольствія, приговаривая:- Ту-ту! — Баронесса добросовстнйшимъ образомъ чесала его и собирала наскомыхъ въ картузъ; о, невозможно было проявить больше усердія.

— Ну, хватитъ-ли теперь? — спросила она и заглянула въ картузъ.

— Хватитъ-ли? — спросилъ я.

— Я только хотла сказать…