Рождение нации

Первоначальная враждебность в отношении хозяев к гостям совсем сошла на нет, как только вихрем пронеслась по селищу неожиданная новость: их и кривичский князья связаны родственными узами. Теперь уже никто не сомневался – кривичи действительно пришли с миром. Уже и то, что здесь произошло пятнадцать лет назад воспринималось как-то иначе. Дружинников приглашали на постой, угощали дичиной и медом. Особенно «на расхват», конечно, оказался светловолосый богатырь Волод. Хоть родители его и не дожили, не оказалось родных братьев и сестер, но нашлись двоюродные. Меж ними даже едва не возникла драка, за право пригласить к себе этого бывшего мещеряка, ставшего кривичским дружинником.

Несмотря на свалившееся на него нежданное родство и множество прочих новостей, Кову все время не переставал напряженно размышлять: какова же главная цель этого посольства кривичей. Мещерский князь понимал – все произошедшее всего лишь предлог для настоящих серьезных переговоров. Чего хотят Всеслав и его сын? Зачем столько лет даже не пытались завязать с ними никаких отношений, даже не дали знать, что его дочь жива и более того замужем за княжичем, сыном Всеслава, рожает от него детей? Видно до сих пор совсем им не надобен был невлиятельный и не сильный мещерский князь, сидящий безвылазно в своих лесах. Явно не хотели они такого родства. Дочь им глянулась, а отец не нужен, сидит в своих чащобах и пускай сидит. И ведь Воймегу заставили молчать, столько лет не давая возможности сообщить о себе отцу. А сейчас, что же изменилось, зачем он вдруг понадобился? Такими вот вопросами задавался, переворачиваясь с боку на бок на своем ложе Кову, прислушиваясь как храпит за льняной занавеской перебравший медовухи Всеслав… Поговорить с дочерью, вызнать у нее план кривичей? Но Кову за полдня общения отчетливо осознал, что той пятнадцатилетней давности девочки, Воймы, нет, его дочь уже не мещерячка, она фактически кривичская княгиня. Она не только внешне стала не похожа на мещерскую женщину, она и мыслями своими не здесь на своей родине, сейчас ей куда роднее племенное городище кривичей, где ее ждут муж и дети. Но с кем же тогда поговорить, посоветоваться?… Наконец Кову осенило…

Как и предупреждал своего князя бортник Сентур и его сын, Воймега оказалась не единственной женщиной в составе кривичского посольства. В том же переносном шатре восемь дружинников попеременно несли вместе с ней и ее старую няньку. Да-да ту самую, что добровольно пошла в полон вместе со своей маленькой госпожой. Все эти годы она так и оставалась при ней. Как и в детстве ей Воймега доверяла все свои сокровенные тайны, через нее осуществляла связь, еще будучи в положении знатной полонянки, с влюбившимся в нее княжичем Вячеславом. В общем, Кикура, так звали няньку, была в курсе всего, что происходило с ее хозяйкой. Почему, так же как и Волод, она не вышла к соплеменникам, не назвалась, не стала искать родичей? Просто тех родичей в Селище у нее и пятнадцать лет назад не было, ибо она, будучи еще прислужницей у княгини Мокшаны была привезена вместе с ней из мокшанской земли и здесь все время состояла сначала при княгине, а потом стала нянькой ее дочери. Кикуре уже исполнилось столько лет, что она и сама не помнила свой возраст. Некогда худощавая, но жилистая мокшанка, и в молодости не походившая на своих в основном дебелых соплеменниц, сейчас вообще высохла и выглядела так, что ее вряд ли бы кто узнал и вспомнил. Она и сама не желала быть узнанной, ведь здесь в селище у нее не было корней. Зачем ее такую старую взяли в столь нелегкий путь? Так повелела Воймега, которая привыкла всегда и во всем советоваться со своей старой нянькой. К тому же Кикура не забыла мещерский язык, который почти не отличался от ее родного мокшанского.

Именно со старой Кикурой и решил немедля, пока все спят, переговорить страдающий бессонницей Кову. Как всегда когда Воймега спала без мужа, неподалеку от нее пристраивалась Кикура. Хоть старуху и измучила дорога, спала она очень чутко. Потому, когда Кову вошел в княжью опочивальню, где когда-то они спали с женой, а сейчас ночевала Воймега, Кикура мгновенно сбросила с себя оцепенение сна и вскочила, стараясь закрыть собой ложе, на котором безмятежно отдалась крепчайшему сну ее госпожа.

– Кикура, пойдем со мной,– еле слышно прошептал, чтобы не потревожить дочь Кову, хотя уставшую от дороги, и выпившую хмельного меда Воймегу разбудить было нелегко.

Огонь в очаге почти погас и Кову подбросил в него березовых поленьев, после чего присел на скамью, покрытую меховой полостью, мановением руки предложив то же сделать и Кикуре. Но та продолжала стоять.

– Что хочет от старой рабыни пресветлый князь?– смиренно опустив голову, спросила Кикура.

– Садись, садись… лет-то тебе поди поболе чем мне, а я уж стоять долго не могу, ты поди тоже.

Кикура почтительно присела на край лавки.